Две Дианы

Наконец королева со вздохом облегчения встала. Это было сигналом для разъезда.

— Как! Уже конец? — с досадой вскричал король. — Разве сейчас не мой черед выходить?

Г-н де Вьейвиль заметил королю, что он первый открыл ристалище, что четыре лучших партнера одержали равное число побед и награды будут поделены между ними, ибо состязания закончены, а главного победителя так и не удалось выявить.

Но Генрих заупрямился:

— Нет, уж если король начал первым, то ему надлежит уйти последним! Это пока не конец! Кстати, вот еще два свежих копья!

— Но, государь, — возразил де Вьейвиль, — ведь вы не найдете противников…

— Почему? — сказал король. — Вот, например, поодаль стоит рыцарь со спущенным забралом, он ни разу еще не выходил. Кто он такой?

— Государь, — ответил де Вьейвиль, — я его не знаю… Я его не заметил…

— Эй, сударь! — крикнул Генрих, шагнув к незнакомцу. — Не угодно ли вам преломить со мной копье?

Сначала незнакомец ничего не ответил, но через мгновение из-под забрала раздался звучный, торжественный голос:

— Разрешите мне, ваше величество, отказаться от такой чести.

При звуке этого голоса Генриха, раздраженного и возбужденного, охватило какое-то непонятное, странное смятение.

— Вы просите моего разрешения? Я его не даю вам, сударь! — злобно дернувшись, выпалил он.

Тогда незнакомец молча поднял забрало, и в третий раз за эти две недели король увидел перед собой бледное и суровое лицо Габриэля де Монтгомери.

XII

РОКОВОЙ ТУРНИР

Мрачный и торжественный вид графа де Монтгомери поразил короля. Чувство удивления и ужаса пронизало все его существо. Однако, не желая сознаться в нем, а тем более выказать его перед другими, он тут же подавил в себе это не подобающее храбрецу ощущение и, вконец озлившись, повел себя более чем безрассудно.

Медленно и раздельно Габриэль повторил:

— Я прошу, ваше величество, не настаивайте на своем желании.

— А я все-таки настаиваю, господин де Монтгомери! — отчеканил король.

Генрих, охваченный самыми противоречивыми чувствами, прекрасно видел, что слова Габриэля никак не вяжутся с его тоном. Жгучая тревога вновь закралась в его сердце, но, восстав против собственной слабости и желая разом покончить с этими позорными для короля опасениями, он упрямо тряхнул головой:

— Извольте, сударь, выйти против меня.

Габриэль, потрясенный и удивленный не меньше, чем король, молча поклонился.

В этот момент де Буази, главный оруженосец, торопливо подошел к королю и сказал, что королева заклинает короля во имя любви к ней отказаться от поединка.

— Передайте королеве, — бросил Генрих, — что именно во имя любви к ней я намерен преломить это копье!

И, обратившись к де Вьейвилю, добавил:

— Скорей! Господин де Вьейвиль, наденьте на меня доспехи!

Второпях он обратился к де Вьейвилю за услугой, которая входила в обязанности де Буази — недаром тот был главным оруженосцем. Де Вьейвиль почтительно напомнил об этом королю. Генрих хлопнул себя по лбу:

— А ведь и верно! До чего же я рассеян!

Но, встретив холодный, застывший взгляд Габриэля, он тут же добавил:

— А впрочем, я так и хотел. Господину де Буази надлежит, выполнив поручение королевы, немедля вернуться обратно и передать ей мой ответ! Я знаю, что говорю и делаю. Одевайте меня, де Вьейвиль!

— Если ваше величество непременно хочет преломить последнее копье, — медлил де Вьейвиль, — то позволю себе заметить, что эта честь принадлежит мне. Я настаиваю на своем праве. Графа де Монтгомери не было в начале турнира, и явился он на поле, как говорится, под занавес.

— Вы совершенно правы, сударь, — встрепенулся Габриэль, — я удаляюсь, уступая вам место.

В этом отказе Генрих усмотрел оскорбительную снисходительность врага, уверенного в том, что он, король, испытывает тайный страх.

— Нет, нет! — гневно топнул ногой Генрих. — Я желаю преломить копье с графом де Монтгомери и ни с кем другим! И довольно! Одевайте меня!

И, надменно взглянув на Габриэля, не сводившего с него бесстрастного пристального взора, он молча наклонил голову, чтобы де Вьейвиль мог надеть на него шлем.

В эту минуту явился герцог Савойский и повторил просьбу королевы. Когда же король не пожелал его выслушать, он тихо добавил:

— Государь, госпожа Диана де Пуатье просила передать вам, чтоб вы остерегались вашего противника.

Услышав это, Генрих невольно вздрогнул, но тут же овладел собой. «Мне ли выказывать страх перед моей дамой?» — с раздражением подумал он и высокомерно промолчал.

Между тем де Вьейвиль, надевая на него доспехи, шепнул ему:

— Государь, клянусь Богом, вот уже три ночи мне снится, что нынче с вами произойдет какое-то несчастье!

Но король, казалось, не слыхал его слов. Облачившись наконец в доспехи, он схватил копье. Габриэль поднял свое и вышел на поле.

Оба рыцаря вскочили на коней и стали в позицию.

Все зрители затаили дыхание, и над полем нависла напряженная, глубокая тишина.