Две дороги

— Вот наша кустарная продукция, — сказал Крошко, когда они остались вдвоем. — Посмотрите, пожалуйста, глазами опытного человека и, умоляю вас, будьте в оценках безжалостны.

Дружиловский, сосредоточенно сдвинув брови, листал брошюры и думал о том, что ему и не снилось выпускать такие роскошные издания. Великолепная бумага и печать, разнообразные иллюстрации, от фотографий до акварельных, в цвете напечатанных рисунков. Но все эти брошюры были похожи на туристские проспекты по России — описание дворцов Петрограда и его окрестностей, Московского Кремля, волжских городов.

— Я думаю, что это вполне можно было бы переиздать в красной Москве, — усмехнулся он.

— Вас смущает, что здесь не видно политики? — спросил Крошко. — Но именно в этом мы и видим политику. Цель этих изданий — напомнить русской эмиграции, что такое наша Россия со всем ее богатством и прелестью. Оголтелая политическая трескотня сводит весь вопрос о России к тому, что большевики бяки и их надо прогнать, заменив. — Крошко рассмеялся. — А вот в вопросе замены царит такая ярмарка вокруг всяческих претендентов, что за гвалтом не слышно голоса самой матушки-России. Любовь к ней подменяется ненавистью к большевикам.

— Но ваша позиция, по-моему, пассивна? — заметил Дружиловский. — Без свержения большевиков мы этой прелестной нашей России так и не увидим.

— Разгром большевиков мы готовим не с помощью печатных изданий, это оружие слабое, — ответил Крошко.

— Ну нет, мы стоим на другой точке зрения, — возразил Дружиловский.

— Вы собираетесь победить большевиков агитационной писаниной?

— Мы уже сегодня наносим им сильные удары.

— Например? — Крошко заинтересованно ждал ответа.

— Ну.... — замялся Дружиловский. — Например, мы дискредитируем их в глазах мирового общественного мнения, оно не должно мириться с существованием большевиков.

— Пример, пример, — требовал Крошко.

— Вы могли сами видеть наши удары, читая газеты, — осторожно ответил он.

— Рука Коминтерна в Америке? — с иронией спросил Крошко.

— Хотя бы...

— Вы верите в возможность революции в Америке?

— Важно, чтобы в это поверила американская буржуазия, которая уже стала забывать об октябрьском кошмаре.

— Полноте, — мягко возразил Крошко. — К вашему сведению, американцы, воспитанные на дрожжах своей демократии, приветствовали русскую революцию, им противна всякая единоличная власть. Помазанник божий, батюшка-царь, был для них фигурой почти комической, а замена батюшки синклитом, хотя бы и большевистским, в их глазах явление прогрессивное.

— А мы обязаны вызвать у них страх перед таким прогрессом, — упрямо заявил Дружиловский.

— Уж не вы ли придумали это письмо Коминтерна? — равнодушно спросил Крошко.

— Во всяком случае, причастен, — не удержался он и рассмеялся, переводя свое признание в шутку.

— А люди Орлова уверяют, что это сделали они. Вот и разберись тут в этой вашей конкуренции.

— Каждый делает свое, — сказал уклончиво, улыбаясь, Дружиловский и замолчал, ожидая, что скажет Крошко.

— Хорошо, оставим в покое далекую Америку, — вздохнул Крошко. — Вернемся к делам нашим. Для начала мы хотели бы привлечь вас к изданию ежегодной политической энциклопедии.

— Что это такое? — спросил Дружиловский. — Пожалуйста, расскажите.

— В нашем плане это издание условно названо: «Мир за год». Два, а то и три тома, включающих в себя все важнейшие события года, и ваш комментарий, оценка этих событий и тому подобное. Это издание должно стать настольной книгой для всех русских людей, всерьез интересующихся политикой, пособием для их политического развития и понимания важнейших процессов, происходящих на планете. Конечно, это общие сведения, предварительно, так сказать.

— Я должен подумать. — Дружиловский ясно понимал, что ему предлагают дело не по силам.

— Конечно, подумайте. И когда вы дадите согласие, я доложу руководству. — Крошко встал. — Долго будете думать?

— Я вам позвоню, — неопределенно ответил Дружиловский.

Преображенец проводил его до ворот.