Две коровы и фургон дури

Мы пошли ко мне в трейлер, сели около окна и с полчаса пили пиво и болтали ни о чем. Мы старались не говорить о событиях последних дней, просто вспоминали наши детские проделки, какие мы с ним тогда штуки отмачивали и как нам иногда удавалось выйти сухими из воды, но, как только мы замолкали хоть на минуту, над нами повисала тишина, и я точно знал, о чем он думает, а он знал, о чем думаю я. Тогда я начинал новую историю, только чтобы не встречаться с ним глазами, потому что мне казалось, что еще немного — и он разрыдается. Я открыл еще пару бутылок пива, мы поболтали еще с полчаса, а затем я увидел, что свет на первом этаже в доме мистера Эванса погас. Значит, старик пошел к себе наверх. Было десять вечера. Ему давно пора укладываться спать.

— Давай дадим ему минут двадцать, — сказал я, — а затем поедем.

Еще бутылка, еще пара сигарет для Спайка, и вот свет погас и на втором этаже и дом погрузился в темноту. Когда мне показалось, что прошло достаточно времени, я сказал:

— Ну все, пошли. Делай только то, что я скажу.

Я залез в фургон Спайка, снял его с ручника, переключил на нейтральную передачу и велел Спайку подтолкнуть фургон сзади. Мы выкатили его через ворота мимо сенного сарая и докатили до дороги, которая вела вниз, в поле, на котором мистер Эванс выращивал кормовую капусту. В самом дальнем углу поля стоял ветхий сарай, где мистер Эванс держал старый прицеп, запасную борону и разный металлический хлам. Этого сарая вообще из дома почти не было видно из-за высокой изгороди, к тому же он оброс разлапистыми кустами орешника. Я остановил фургон у ворот, а когда Спайк открыл их, завел двигатель, въехал внутрь, развернулся перед воротами сарая и встал к ним задом. Еще полчаса мы потратили, расчищая в сарае место для фургона. Мы выкатили прицеп, вытащили борону, затолкали внутрь фургон Спайка, закрыли его старыми тряпками и рубероидом, а сверху набросали кипы прошлогоднего сена. Потом заволокли прицеп обратно, загородили вход бороной, а поверх рубероида кинули пару валков прошлогоднего. Теперь фургона вообще не было видно. Я запер ворота, а когда Спайк отвернулся, незаметно для него подложил под замок соломину.

— Ну что, порядок! — сказал я.

— Господи, Эл, спасибо тебе…

Я повернулся к нему лицом:

— Ты должен мне кое-что пообещать, Спайк.

— Что?

— Что ты не явишься сюда без меня. Если только я увижу, что ты здесь ошиваешься, клянусь, я больше в жизни не стану тебе помогать…

— Обещаю!

— Нет, поклянись! Клянись, что ноги твоей здесь не будет.

— Клянусь! Ей-богу, Эл, я больше на дурь в жизни своей не взгляну.

Я посмотрел ему в глаза и понял, что он говорит правду. Я надеялся, что он не передумает, иначе я потеряю друга навсегда.

— Ну хорошо, — сказал я, — а где ты собираешься жить?

— Не знаю. Я смотрю, ты тут неплохо устроился, у тебя две кровати, так что…

Я поднял руку:

— И не мечтай! Я довезу тебя куда ты скажешь, а дальше сам думай.

— Ну хорошо. Может быть, к сестре подамся.

— Не думаю. Я ездил к ней, когда искал тебя. Очень она зла, сказала, что даже за деньги не примет тебя. И чем ты ей так насолил?

— Да ничем. Дура.

— Ты такой врун, Спайк! Кстати, твои торчки из Милвертона тоже не особенно жаждут видеть твою физиономию.

— Ты чё, и к ним ездил?

— Ага.

— Пипец.

— Точно.

— Ну ладно, есть еще один чувак в Уивилескомбе. За ним должок.

— Хорошо, пусть это будет Уиви.

Мы пошли обратно на ферму, я посадил его на заднее сиденье «хонды», и мы отправились в путь. Я ехал осторожно и довольно медленно, не выдавая паники, угнездившейся у меня в животе, а на дороге в Батеолтон чуть не сбил лису. Спиной я чувствовал тяжелые удары сердца Спайка. Мне пришло в голову, что, наверное, в этом и состоит настоящая дружба — двигаться вот так вместе, вперед, сквозь ночь, ощущая биение сердец, да только причина такого путешествия должна быть какая угодно, кроме бегства. Ехать бы вместе медленно, не заглядывая в ужасе за каждый поворот, смеясь и переговариваясь. И улочки не таили бы угрозы, и поля бы золотились за живыми изгородями. Но мы не смеялись и не разговаривали. Только когда мы въехали в Уиви, Спайк рассказал мне, куда его отвезти. Тихая улочка на Голден-хилл. Ни людей, ни собак, ни даже кошек. Обрывки бумаги несло по улице ветром, вот и все.

Я спросил:

— Ну и чем займешься?

— Буду сидеть тихо, как мышь.

— Хороший план.

— Может быть, даже почитаю книжку.

Я не помнил, чтобы Спайк когда-нибудь сидел с книгой, но идея мне понравилась. Я спросил:

— А у тебя есть книга?

— У Джима их полно.

— Кто такой Джим?

— Да кореш мой, он вон там живет. — Спайк махнул рукой на соседний дом.

— Ладно, но только выбери какую-нибудь потолще.

— Угу.

Он протянул мне руку. Такой привычки я тоже за Спайком не замечал — руки пожимать, но встряхнул его горячую ладонь.

— Ну, будь, — сказал я, — только прошу, никуда не высовывайся. Я приеду проведать тебя через пару дней.

— Правда? Приедешь?

— Конечно.

— Спасибо тебе, Эл.