Две коровы и фургон дури

Сэм сидела на подушках перед трейлером, подогнув под себя ноги, и читала книгу при свете свечи. На ней были коротенькие шорты и футболка, распущенные волосы пушились на плечах и груди.

— Ой, привет! Надеюсь, я тебе не очень помешала?

— Совсем не помешала. — Если честно, я не знал, как мне лучше поступить. Просто плюхнуться рядом? Поцеловать ее? От волнения меня даже немного замутило.

— Не нашла, где у тебя включается электричество.

— У меня только газовая лампа. — Я нащупал спички, уронил их, поднял, уронил еще раз и на пятый раз зажег лампу. — Хочешь чего-нибудь выпить?

— А что у тебя есть?

— Пиво.

— Чудесно!

Я достал из холодильника две бутылки, передал ей одну, сел рядом и вытянул ноги вперед.

— Ты что, устал? — спросила Сэм.

— Ага. Ну и денек выдался! Иногда… иногда мне кажется, что я прямо как пчела, что бьется в стекло…

— Какая пчела? Ты о чем? Что вообще у тебя происходит?

Я посмотрел в ее озабоченные карие глаза, на розовые губы, на изгиб шеи в том месте, где она переходит в плечи. Наверное, ее шея ничем не отличалась от шеи любой другой женщины, но у Сэм ключицы немного выступали, и в свете свечи и газового фонаря на них плясали тени. Даже если бы у теней не было особого желания плясать, они все равно заплясали бы, не устояли бы, чтобы не попробовать на ощупь нежную бархатистую кожу Сэм, подернутую прозрачным пушком.

Полагаю, что в тот момент у меня была возможность все ей объяснить, но мне не хотелось мешать танцу теней, не хотелось портить нам обоим настроение, выслушивать вопросы, находить ответы. Мне совсем не хотелось говорить — только слушать ее голос, поэтому я сказал:

— Знаешь, лучше сначала ты расскажи мне о том, как прошел твой день, а потом, может быть, я расскажу тебе о своем.

— Ну хорошо. — Сэм отпила из бутылки маленький глоток, поставила бутылку на голую коленку и промокнула губы пальцами. Даже то, как она пила пиво, поднимало мне настроение. — Утром я пошла на работу…

— Подожди, разве ты работаешь?

— Конечно работаю. Мы все работаем.

— А где?

— В Бамптоне. Там у друзей небольшой магазинчик. Я стою за прилавком.

— Что за магазин?

— Продуктовый… Они пекут для туристов всякие ништячки. Очень симпатичный магазинчик. Потом пришла домой, выпила чаю с нашей бандой, а потом решила пойти посмотреть, как ты тут живешь. Но по дороге случилась небольшая авария… — Она наклонилась вперед, отодвинула волосы и показала мне здоровенную шишку на лбу.

— Ух ты, — сказал я, — как же ты ее поставила?

— Поскользнулась на коровьей лепешке.

Я расхохотался. Не мог удержаться.

— Прости, — сказал я, прикладывая руку ко рту, — я не хотел… То есть я…

— Да ладно, я и сама понимаю, как это нелепо. — Она взяла меня за руку и немного потерла между пальцами. — Давай ты поцелуешь шишку, чтобы быстрее зажила.

Я взглянул в ее глаза, посмотрел на ее щеки. Я протянул руку, согнул мизинец и потер ей нос. Я легонько поцеловал ее в лоб.

Когда мои губы коснулись ее лица, Сэм закрыла глаза, а я закрыл свои и почувствовал, как она тихо дышит мне в шею. Она чуть вздохнула и подняла голову, и ее губы скользнули по моим и задержались там. А потом мы начали целоваться, и я вдыхал идущий из ее рта запах пива и еще какой-то еле слышный ванильный запах, напомнивший мне детство, когда мама пекла кексы и давала мне выскрести остатки сырого теста. Запах ванили, сахара и старой деревянной ложки. Я на секунду отстранился, пробормотал: «Точно!» — и мы стали целоваться еще сильнее прежнего, глубже и глубже проникая друг в друга. Как будто в стене, которую я всегда считал глухой, отворилась дверь, такая низенькая дверь, ведущая в дрожащий влажный сад, залитый солнцем. Солнечные лучи пробивались сквозь густую листву, заставляя листья трепетать. А под деревьями в траве стояли теплые лужи, и узкие тропинки вели от одной лощины к другой. Лощины были сотканы из сказанных шепотом нежных слов, а тропинки уносили с собой дурные мысли и воспоминания. Уносили их за самую далекую гору и там сжигали без остатка, а пепел съедали добрые звери и плели из дыма ленточки.

И вот дверь распахнулась еще шире, и я вошел в сад и прошелся под деревьями, трогая пальцами их огромные стволы. Они были такие гладкие, прохладные, а надо мной звенели листья. Мимо пролетела птичка, совсем ручная, задела крылышком по лицу, и пыльца ее крылышек стала воздухом. И в воздухе пахло сеном.

В саду играла музыка, которую играют буддийские монахи на колокольчиках, сосудах с водой и деревянных палочках. Музыка, которую узнают горы и ледники, которая может обертываться сама вокруг себя и превращать свои ноты в картины. И эти картины больше чем просто картины. Они пахнут кожей, волосами и сеном.