Две кругосветки

— Господин Беллинсгаузен! Фаддей Фаддеич! — завидев на баке невысокую подтянутую фигуру молодого мичмана, невозмутимо наблюдавшего за царившим переполохом, закричала девочка и бросилась к нему.

Беллинсгаузен обернулся. Его серые глаза, молодые, ещё не окружённые сеточкой морщин, вопросительно смотрели на Лушу.

— Господин капи… ой, то есть, господин мичман! Фаддей Фаддеевич! Я остаюсь на Нукагиве, у Робертса, и…

Луша раскрыла ладонь — на ней лежал сложенный перочинный ножик с красной пластмассовой ручкой. Девочка протянула его Беллинсгаузену.

— Возьмите пожалуйста, — смущённо предложила она. — Ну, на память, что ли…

Сдержанный мичман слегка поднял бровь — он был тронут, но не удивлён. Ведь именно он, Беллинсгаузен, когда-то собственноручно выловил этого мальчишку из моря.

— Спасибо, — поблагодарил мичман, разглядывая подарок. — Картографу перочинный ножик всегда кстати.

— Думал, вы, юнга, останетесь с нами… — добавил он, помолчав, — выучитесь на моряка… При вашей любознательности и способностях к наукам…

Луша смущённо опустила голову.

— Что ж, прощайте, Раевский, — сказал Беллинсгаузен, и протянул Луше руку. Девочка крепко пожала его твёрдую, уверенную, сухую ладонь.

— Может, ещё встретимся! — улыбаясь, предположила она. — Когда-нибудь в будущем, кто знает…

* * *

Наконец, распрощавшись со всеми, включая Крузенштерна и японцев, она подошла к Морицу и Отто. Тогда-то Луша и услышала от явно расстроенного Морица странное — «между японцем Киселёвым и каннибалами я бы на твоём месте выбрал японца». Мориц горячо пожал ей руку и торжественно вручил одно из своих сокровищ — кусочек тенерифской лавы — на память.

— Я себе ещё добуду, не волнуйся, — заверил от Лушу, с каким-то сомнением переводившую взгляд с куска лавы на Морица и обратно. Луша, вздохнув, осторожно зажала подарок в кулаке, словно боясь, что он обожжёт ей ладонь. «И ты не волнуйся. Я обязательно передам его Русе», — мысленно пообещала она мальчишке, и на прощание махнула ему рукой.

Глава 48. Гуд-бай, Макатеа!

Полдня они спускались к воде, — будь неладны эти заросли и камни!

Скала, с которой они сигналили парусникам, появившимся на горизонте, в надежде, что их заметят и заберут с этого необитаемого острова, была высоченной, метров пятьдесят над морем. Благодаря этому их, пожалуй, и заметили. Руся и Макар видели, как от одного, а следом и от другого корабля, отделилось по лодке.

Прыгать с такой высоченной скалы в воду по примеру туземных мальчишек, они, разумеется, не решились. После всего пережитого геройствовать ни тому, ни другому не хотелось. Разумнее было спуститься пешком.

Возвращаясь вниз, на берег, они забрали слишком сильно вправо и проплутали по непролазной чащобе так долго, что когда вышли, наконец, на прибрежный песок, оказалось, что солнце сильно сместилось к западу. Его оранжевый, сильно увеличившийся в размерах диск висело теперь не над морем, а над лесом.

— Оп-па! А где же они?

На берегу никого не было — ни Меноно, ни Оту. Вдали, на горизонте, белели паруса удаляющихся кораблей.

— А где же лодки? А как же мы?

— Они уходят, Руська! Надо что-то делать! Надо кричать! — Макар сорвал с себя майку и размахивая что было силы, завопил: — Стой! Куда?

— Кричать не обязательно, — вдруг услышали они за спиной спокойный мужской голос.

— Робертс? — Руслан резко развернулся. — Вот это да! — Руся глядел на незнакомца так, словно увидел хорошо знакомое привидение.

— Ха! — только и сказало привидение. — «Вот это да» — у меня за спиной! — объявил призрак, и подмигнув, ткнул большим пальцем куда-то назад, за плечо.

Из-за его широкой спины выглянула довольная физиономия Луши Раевской.

— Лушка! — застонал Руся. — Ты здесь откуда?

Луша кинулась Русе на шею, едва не сбив его с ног.

Пахнуло озоном, как после грозы в тёплый майский день…

— А тебя как зовут? — спросил, обращаясь к Макару, незнакомец на чистейшем английском.

— Макар, — совершенно ошарашенный значительным увеличением народонаселения на острове, который он вообще-то считал необитаемым, ответил Лазарев. Он озадаченно уставился на странного, невесть откуда взявшегося Русиного знакомого — до синевы зататуированного, в одной набедренной повязке, небрежно перемежающего в своей речи русские и английские слова.

— Нет ли у тебя зажигалки? — спросил этот дикарского вида дядька, — видно, знал, что это такое. Макар стал поспешно шарить по всем своим многочисленным карманам.

— Вот, держите! — протянул он дядьке зажигалку, да так и выронил её на песок. — Ой! А где они? — растерянно спросил мальчик. Лицо его перекосилось: ни Руси, ни Луши на берегу уже не было.

— Где? — Туземный дядька улыбнулся. — Дома, я надеюсь!

— А… а я? Что же, я тут один останусь? — хрипло спросил он, вытирая о штаны враз вспотевшие ладони.

— Всё в порядке, мой мальчик, — успокоил его татуированный. — Ты тоже скоро будешь дома. Я хронодайвер и я тебе помогу. — Дядькины глаза глядели на Макара чуть насмешливо, и Макар решил, что, несмотря на свою несколько людоедскую внешность, он, пожалуй, внушает доверие.