Две могилы

— Прекрасно. Я была загружена работой, дописывала курсовую и поэтому смогла позвонить только сейчас. У меня есть для вас дьявольски интересная история… и… — Она замолчала в нерешительности.

— С вами все в порядке?

— Если вы о том, не крадется ли кто-то за мной по пятам, то да, в порядке. Но послушайте. Я раскрыла преступление. Самое что ни на есть настоящее преступление.

— Замечательно. Я хотел бы извиниться, что не смог оказать вам более существенную помощь, когда вы приехали ко мне в декабре. Но я верил, что вы способны сами о себе позаботиться. И кажется, мои надежды оправдались. Между прочим, у меня тоже имеется для вас любопытная история.

Последовала новая пауза.

— Значит, — сказала Кори, — приглашение на ланч в «Ле Бернардин» остается в силе?

— Мне очень неловко, но прямо сейчас ничего не получится. Однако это произойдет очень скоро, потому что я собираюсь взять долгосрочный отпуск.

— Можете назвать точную дату?

Пендергаст вытащил из кармана записную книжку и сверился с ней:

— В следующий четверг, ровно в час.

— Как удачно, у меня как раз нет занятий по четвергам. — Кори снова засомневалась, стоит ли продолжать. — Послушайте, Пендергаст…

— Да?

— Ничего, если я… прихвачу с собой отца? Он тоже участвовал в этой истории.

— Хорошо. Значит, я жду в четверг вас обоих.

Он отложил ручку и встал. Тристрам куда-то вышел. Констанс сидела за столом в одиночестве и задумчиво тасовала карты. Пендергаст подошел к ней:

— Как его успехи?

— Неплохо. Даже лучше, чем я ожидала. Если он и дальше все будет усваивать в таком темпе, я вскоре решусь перейти к безику или скату[144].

Пендергаст помедлил и снова заговорил:

— Я много думал над тем, что ты тогда сказала. Помнишь, когда я пришел к тебе в «Маунт-Мёрси» за советом. И ты, конечно же, была права. Я должен был отправиться в Нова-Годой. У меня не оставалось выбора. И мне пришлось действовать, увы, с чрезвычайной жестокостью. Я спас Тристрама, это правда. Но вторая часть уравнения — более сложная его часть — осталась нерешенной.

Немного помолчав, Констанс тихо спросила:

— О нем ничего не слышно?

— Ничего. Я использовал кое-какие… э-э… возможности: внес его в списки разыскиваемых Управлением по борьбе с наркотиками и сделал запросы в наши заграничные консульства. Разумеется, очень осторожно. Но он словно растворился в джунглях.

— Ты думаешь, он мог умереть? — спросила она.

— Возможно, — ответил Пендергаст. — Он получил очень опасные ранения.

Констанс отложила карты:

— Мне не дает покоя один вопрос. Я не хочу тебя обидеть, но… Ты полагаешь, он мог довести дело до конца? Мог убить тебя?

Пендергаст задумчиво посмотрел на огонь, затем обернулся к ней:

— Я много раз спрашивал себя об этом. Иногда — например, когда он стрелял в меня на озере — я ощущал уверенность в том, что он хочет меня убить. Но у него было множество других возможностей, которые он не захотел использовать.

Констанс снова взяла карты и начала сдавать их.

— Неизвестно, что он намерен делать дальше, неизвестно, жив ли он вообще… Это не может не беспокоить.

— Разумеется.

— А что с остальными членами «Ковенанта»? Они представляют опасность?

Пендергаст покачал головой:

— Нет. Их лидеры мертвы, крепость разрушена, все результаты их многолетней работы уничтожены. Их raison d’etre[145] — близнецы — большей частью разочаровались в проекте. Судя по отчетам, которые я получаю из Бразилии, они уже начинают интегрироваться в общество. Конечно, последние «серии» близнецов — те, что предшествовали Альбану и его бета-тесту, — были самым серьезным успехом «Ковенанта». И я понимаю бразильские власти, сомневающиеся, что их можно приучить к нормальной жизни. Но таких очень мало, и у «Der Bund» нет никаких шансов довести их количество до критической массы. Даже… — Его голос зазвучал совсем тихо. — Даже если к ним вернется Альбан.

Помолчав, Констанс кивком указала на опустевший стул Тристрама:

— Что ты думаешь с ним делать?

— У меня есть одна идея.

— Интересно какая же?

— В дополнение к обязанностям моего секретаря — и моего предсказателя, вероятно, — ты могла бы стать его…

Констанс посмотрела на него, приподняв бровь:

— Кем? Его няней?

— Больше, чем просто няней. Но меньше, чем опекуном. Скорее, старшей сестрой.

— Ключевое слово — старшей. Старше на сто тридцать лет. Алоизий, тебе не кажется, что разница в возрасте немного великовата, чтобы чувствовать себя настоящей сестрой?

— Должен признаться, эта мысль только что пришла мне в голову. Но ты, по крайней мере, обдумай мое предложение.

Констанс по-прежнему пристально смотрела на него. Потом перевела взгляд на пустой стул, на котором недавно сидел Тристрам.

— Есть в нем что-то трогательное, — призналась она. — В противоположность брату, насколько я могу судить по твоему описанию. Он такой молодой, непосредственный… и удивительно наивный во всем, что касается знаний о мире. Я бы даже сказала, невинный.

— Какой когда-то была и одна наша общая знакомая.

— В нем ощущается невероятная, почти безграничная способность к сочувствию, состраданию, какой я не встречала с тех пор, как покинула монастырь.