Две недели в другом городе

— Я говорю по-французски. Меня бы взяли в бюро путешествий. Ежегодно Италию посещают миллионы французов. — Вероника на мгновение задумалась. — Мне всегда хотелось жить в Париже. Я бы нашла маленькую квартирку, а ты бы навещал меня.

Джек смущенно пошевелился. Он увидел себя торопящимся поскорее покинуть свой офис, проклинающим за рулем автомобиля вечерние парижские пробки, взбирающимся наверх по шаткой лестнице дома, находящегося где-нибудь в районе Сен-Жермен-де-Пре; вот он занимается любовью с Вероникой, стараясь не смотреть на часы, затем покидает ее, замечая на лице девушки огорчение и укор. Потом спешит домой, чтобы поцеловать Элен, пожелать детям спокойной ночи, пока они не уснули, по дороге сочиняя, что ответит Элен, когда она, подавая предобеденную рюмку, спросит его: «Сколько часов длится твой рабочий день, дорогой?» Cing a sept [36] — так называют это французы; многим из них, как мужчинам, так и женщинам, подобные свидания не осложняют жизнь и приносят удовольствие.

— Ты не хочешь, чтобы я переехала в Париж, — произнесла Вероника.

— Конечно, хочу, — почти не кривя душой, заверил ее Джек. — С чего ты это взяла?

— Ты так странно молчишь.

«О Господи, еще одна женщина пытается угадать, что скрывается за моим молчанием», — подумал он.

— Я глупая. Не хочу принимать правила нашей игры.

— Что ты имеешь в виду?

— Все кончится в ту минуту, когда я посажу тебя на самолет в Чампино. — Она улыбнулась в темноте. — В учебниках географии это называется естественной границей: Рейн, Альпы. Чампино — наш Рейн, наши Альпы, верно?

— Послушай, Вероника, — тщательно подбирая слова, произнес Джек. — У меня в Париже жена. И я ее люблю.

«Для данной беседы эта фраза достаточно точна», — мысленно заметил он.

Вероника пренебрежительно фыркнула:

— Я устала от мужчин, которые спят со мной и говорят мне о том, как сильно они любят своих жен.

— Упрек принят. Отныне я никогда не стану говорить кому-либо о том, что люблю жену.

— Тут ты отличаешься от итальянцев, — заметила Вероника. — Они всегда говорят, что ненавидят своих жен. Часто это правда. В Италии разводы запрещены, поэтому мужчины могут позволить себе говорить любовницам, что ненавидят своих жен. Американцам приходится быть более осторожными.

Они замолчали, испытывая неловкость и некоторую враждебность друг к другу. Затем Вероника начала тихо напевать.

— Volare, oh, oh! Cantare… oh, oh, oh, oh, nel blu, dipinto di blu, felice di store lassu… [37]

— Она резко, грубовато рассмеялась. — Любовная песня для туристического бизнеса.

Вероника нарочито вялым голосом пропела с иронической интонацией еще две-три строки, затем освободила свою руку из руки Джека и замолчала.

Джек почувствовал, что его начинают раздражать переменчивые и растущие претензии Вероники, ее внезапно насмешливый тон.

— Ты кое-что сказала минуту назад, хочу тебя спросить об этом.

— О чем? — небрежно промолвила Вероника.

— Ты сказала, что устала от мужчин, которые спят с тобой и говорят тебе о том, как сильно любят своих жен.

— Верно, — согласилась Вероника. — Это тебя обидело?

— Нет. Но, по словам Брезача, до встречи с ним ты была девушкой.

Вероника рассмеялась.

— Американцы готовы поверить во что угодно. Это — проявление их оптимизма. Ну и что? — с вызовом в голосе произнесла она. — Ты бы предпочел, чтобы до встречи с Робертом я была девушкой?

— Мне это совершенно безразлично. Просто стало любопытно. Ты недовольна, что я заговорил об этом?

— Вовсе нет. — Вероника взяла руку Джека и нежно поцеловала его пальцы.

— Деспьер сказал мне, что Брезач однажды пытался покончить жизнь самоубийством. — Джек почувствовал, что Вероника замерла. — Это правда?

— Можно сказать, что да.

— Из-за тебя?

— Не совсем. Он ходил к психоаналитику еще до знакомства со мной, чтобы избавиться от стремления к смерти. К какому-то австрийцу из Инсбрука. Доктору Гильдермейстеру. — Вероника произнесла фамилию врача, насмешливо имитируя немецкий акцент. — Мне пришлось тоже сходить к нему, когда я переехала к Роберту. Вот что он мне сказал: «Должен предупредить вас — у Роберта весьма неустойчивая психика». Тоже мне, открыл Америку.

— Что еще он сообщил?

— По его мнению, Роберт склонен к насилию, жертвой которого может стать он сам или я. Volare… cantare… — запела она.

Вероника повернулась, обняла Джека и притянула его к себе; потом откинулась спиной на песок, не выпуская Джека из объятий.

— Я приехала сюда с тобой, — прошептала она, — не для того, чтобы говорить о ком-то другом.

Девушка поцеловала Джека и коснулась пальцами его щеки.

— Знаешь, чего я хочу? Я хочу, чтобы ты любил меня. Сейчас. Здесь.

Джек едва не поддался соблазну. Затем он представил их лежащими без одежды на холодном песке; на пляже могли появиться люди. Нет, подумал он, это забавы для молодых. Ласково поцеловав Веронику, он сел:

— В другой раз, дорогая. Какой-нибудь теплой летней ночью.

Вероника лежала, не двигаясь, подложив руки под голову, глядя на небо. Затем внезапно поднялась:

— Какой-нибудь летней ночью. Смотри, когда-нибудь я перестану проявлять инициативу.