Две половинки целого

Невольно я провел взглядом по его фигуре: я всегда так делаю, встречая зимних клиентов. Теплую одежду они редко привозят с собой, чаще заказывают по сети. Тут самое важное не польстить себе, потому что нет хуже дела чем выйти на мороз в обтягивающей куртке и жмущих штанах, из которых выпирает старательно втягиваемый живот. Осторожный осмотр показал, что Эйтан явно провел последнее десятилетие за компьютером и это сказалось на его фигуре. Впрочем, не тебе, Энсио, злорадствовать, сам-то явно не успеваешь сбросить хельсинский жирок за несколько зимних месяцев. Нет, если не хочешь разжиреть совсем уж безобразным образом, надо либо забыть про пиво, либо окончательно переехать в Лаппи… Однако, надо отдать должное Эйтану, одежду он заказал, как и полагается, с походом, что, в свою очередь, кое-что говорило о его характере и израильтянин сразу стал мне симпатичнее. Спутницу свою он представил Алоной (по мне так звучит вполне по-фински), а имя девочки я сразу же забыл. На английском израильтянин общался свободно, щеголяя тяжелым (надо полагать – ближневосточным) акцентом, а вот Алона толком языка не знала и время от времени вопросительно поглядывала на мужа. От гостиницы они отказались еще в процессе переписки и теперь я вез их в охотничий домик, расположенный на полпути между Рованиеми и Торнио. В тех местах иностранцы селятся редко, уж слишком сложно оттуда добираться до туристических мест. Это был первый звоночек, мне следовало насторожиться и я насторожился, но этой странностью все пока и ограничилось.

Поначалу процесс покатился по наезженной колее: израильтяне захотели покататься на собачьих упряжках и я вздохнул с облегчением. Но расслабился я рано: Эйтан вдруг ни с того ни с сего заговорил о Торнио. Вначале это был, как выяснилось позже, всего лишь пристрелочный разговор. Начался он когда мы грелись у костра. Время уже хорошо перевалило за полдень, а тени сосен вытянулись и начали намекать на сумерки. Конечно, возвращаться в темноте по обледенелой после вчерашней оттепели и сегодняшних морозов грунтовке, пропорошенной, в добавок ко всему, свежим снежком, было тем еще удовольствием, но я доверяю своему внедорожнику и поэтому решил не торопить израильтян, тем более что мне и самому не хотелось спешить. И действительно, какой финн не любит костер в зимнем лесу? Разве что такой горожанин как я, но это им было знать ни к чему. Впрочем, тающие в морозном воздухе искры и на меня действуют гипнотически, пробуждая генетическую память саамских предков. Рядом тяжело дышали уставшие собаки и через шарфы с тихим свистом вдыхали морозный воздух каюры. Израильтяне молчали и я был им за это благодарен.

– Далеко ли до Торнио? – неожиданно спросил Эйтан.

Странный вопрос. Что ему Торнио? Наверное, он относится к тем глубоко уважаемым мной персонажам, которым непременно надо знать свое местоположение на карте и ориентироваться относительно пары-тройки заметных мест, в которые они никогда не попадут, да и не собираются попадать. Но надо было отвечать, а не делать удивленные глаза, и я ответил:

– От вашего коттеджа около часа по такой погоде. Отсюда вдвое больше.

– Может быть мы сможем поехать туда завтра?

А вот это было неожиданно и я механически кивнул, не зная, что и сказать. Но любопытство неистребимо и граничит с грехом, а я далеко не ангел. Поэтому забросив их в коттедж и собираясь прощаться, я не выдержал и спросил:

– Если не секрет, что вы собираетесь делать в Торнио?

Дело происходит в холодных сенях коттеджа, куда он вышел меня проводить и где, кроме нас двоих, никого нет.

– Ну как же? – тускло мямлит он – Старинный город, деревянное зодчество.

Врет, понимаю я, тем более что неся эту чушь он все время отводит взгляд. Какое там “зодчество”? Две деревянные церкви, представляющие какой-либо интерес лишь для очень упертого краеведа, городской парк, мертвый по зимнему времени, да уныло-конструктивистское здание муниципалитета. Вот вам и весь Торнио. Впрочем, есть еще несколько военных мемориалов и памятник лососю в парке. Постой, Энсио, не говорит ли в тебе снобизм столичного жителя? Да, нет, бред какой-то. Прилететь из далекой страны, чтобы увидеть наше захолустье. Надо бы ему это объяснить. И я говорю:

– Придется довольно долго ехать, мы потеряем целый день. Стоит ли?

– Eteenpain, sanoi mummo lumessa1!

Мне показалось, что я ослышался. Да и кому бы не показалось: израильтянин вдруг заговорил по-фински, да еще и поговорками.

– Puhutko suomea2

?

Не самый мудрый вопрос, признаюсь, но что же еще следовало спросить?.

– Нет – отвечает он – К сожалению – не говорю. Знаю лишь несколько слов по-фински, да еще вот эту поговорку. Ее часто повторял мой дед. И, да, он был финном.

– Финном? – глубокомысленно повторяю я, не зная что сказать.

Интересно, мелькает мимолетная мысль, что финн делал в Израиле? Но Эйтан не дает мне погрязнуть в заблуждениях.