Две правды и одна ложь…

Наконец они с Итаном добрались и рухнули за стойку, чувствуя себя выжившими после урагана. Бармен положил перед ними картонные подставки, и оба заказали пиво. Эмма заметила последний свободный стол, повесила сумку на спинку стула и посмотрела на сцену. Трио музыкантов исполняло ритмичную песню. Барабанщик корчился, как осьминог. Бас-гитарист дергался взад-вперед, мотая головой так, что длинные патлы полностью закрывали его лицо. Вокалистка с ярко-розовыми волосами стояла посреди сцены, неистово играла на гитаре и с обольстительной хрипотцой пела в микрофон.

Эмма как завороженная уставилась на нее. Волосы у девушки были собраны на макушке и уложены объемным «ульем» в стиле пятидесятых, и одета она была в изящное черное платье, черные сапоги, чулки в сеточку и длинные черные шелковые перчатки. Вот бы ей, Эмме, стать такой же раскованной и крутой!

– Ты прав! Группа клевая! – прокричала она Итану.

Он улыбнулся и чокнулся с ней своим пивом, качая головой в такт музыке. Эмма внимательно вгляделась в толпу. Подсветка создавала эффект нимба над головами. Многие подростки танцевали. Остальные фотографировали на телефон. Кучка фанатов толпилась у сцены – в основном, парни. Вероятно, в надежде заглянуть вокалистке под юбку.

– Моя подруга Алекс из Хендерсона чувствовала бы себя здесь как рыба в воде, – с грустью произнесла Эмма. – Она любила ходить на такие концерты. Это она открыла для меня все крутые группы, которые я теперь слушаю.

Диско-шар осветил лицо Итана, и его голубые глаза сверкнули.

– Может быть, ты нас познакомишь, когда все это закончится.

– С удовольствием, – сказала Эмма. Алекс и Итан наверняка понравились бы друг другу – оба увлекались поэзией и никогда не оглядывались на чужое мнение.

Когда они допили пиво, Эмма потянула Итана за руку, стаскивая с табурета, и потащила его на танцпол. Итан замялся.

– Честно говоря, я не лучший танцор.

– Я тоже, – прокричала Эмма сквозь музыку. – Но здесь нас никто не знает, поэтому не все ли равно?

Она схватила его за руку и крутанула вокруг себя. Он закружил ее, смеясь, и они начали танцевать, подпрыгивая и извиваясь под музыку.

Когда No Names закончили выступление, Эмма была без сил и вся в поту, но чувствовала невероятную легкость.

– Хочу показать тебе кое-что еще, – сказал Итан, указывая на аварийный выход и увлекая ее в темный сырой коридор. На тяжелой металлической двери в глубине висела табличка: СМОТРОВАЯ ПЛОЩАДКА. Итан толкнул дверь, и они поднялись по узкой лестнице, клацая подошвами по металлическим ступенькам.

– Ты уверен, что нам сюда можно? – нервно спросила Эмма, прислушиваясь к гулкому эху шагов.

– Конечно, – ответил Итан. – Мы почти пришли.

На самом верху они открыли еще одну массивную дверь и выбрались на открытый воздух. Смотровая площадка оказалась плоской крышей с парой ветхих стульев и столиками, с мусорным ведром, доверху забитым бутылками из-под пива Corona Light, и раскидистым полузасохшим папоротником в кадке. Зато со всех сторон их окружал город Финикс, полный огней, блеска и шума.

– Как красиво! – вырвалось у Эммы. – Откуда ты узнал про это место?

Итан подошел к перилам и задрал голову к ночному небу.

– Мама долго болела. И часто приходилось навещать здешних врачей. Так что я довольно хорошо изучил город.

– А как она… сейчас? С ней все в порядке? – тихо спросила Эмма. Итан никогда не говорил о болезни матери.

Итан пожал плечами и как будто немного замкнулся в себе.

– Думаю, да. Насколько это возможно. – Он уставился на мерцающие звезды. – У нее был рак. Но сейчас она в порядке, надеюсь.

– Мне очень жаль, – еле слышно произнесла Эмма.

– Все нормально. – Итан снова пожал плечами. – Я был рядом с ней все это время, помогал пройти через этот ад. Помнишь, я говорил тебе, что мой отец практически безвылазно живет в Сан-Диего? Так вот, он не приехал ни на один сеанс химиотерапии. Просто позор.

– Может, он растерялся, – сказала Эмма. – Не все умеют справляться с чужими болезнями.

– Ну да, конечно. Он должен был поддержать ее, – отрезал Итан, и его глаза сверкнули.

– Извини, – прошептала Эмма.

Итан закрыл глаза.

– Это ты меня извини. – Он вздохнул. – Я никому ничего не рассказывал о маме. Но с тобой хочу быть предельно честным. Я хочу, чтобы мы ничего не скрывали друг от друга. Даже плохое. Я надеюсь, что ты тоже будешь откровенна со мной.

Эмма вздохнула, растроганная и в то же время остро ощущая вину. Ведь она скрывала от Итана страшную правду: о готовящемся розыгрыше. Может, следует все ему рассказать? Разозлится ли он из-за того, что она так долго молчала? Может, лучше вообще ничего не говорить и попытаться предотвратить розыгрыш? То, о чем Итан не знает, ему не навредит.

Гораздо легче быть честной, сестренка. Но я понимала, в каком затруднительном положении она оказалась.

Эмма обвила руки вокруг талии Итана и прижалась щекой к его спине. Он обернулся и притянул ее к себе, целуя в лоб.