Две строки до востребования

Бросил и перепугался: сандалия плюхнулась метрах в четырех от берега. Вся надежда на псов. Однако настоящий Джек и глазом не повел на всплеск воды, он продолжал смотреть на палку в руке хозяина. Ничто, другое в целом мире не имело для него никакого значения. А «Джек» в Гринькином образе что-то явно замешкался. Сунулся было в воду, уже и ноги до колен намочил, но тем дело и кончилось. Выскочил на берег и заплясал на месте.

— Брр! Как в холодильнике…

Между тем закон Архимеда, гласивший на сто сорок седьмой странице учебника «Физики» для шестого класса, что на тело, погруженное в жидкость, действует выталкивающая сила, равная весу вытесненной им жидкости, точно подтверждался на практике: сандалия, пересиливая противоборствующую ей силу вытесненной воды, медленно и неумолимо погружалась в темную жутковатую глубь.

Впрочем, не так уж и медленно. Через пять-шесть секунд расширяющиеся на воде круги растаяли, исчезли, а вместе с ними исчезла и сандалия тридцать седьмого размера, которую Костя второй сезон исправно носил на правой ноге.

— Ерунда! Достанем! Раз плюнуть! — уверенно пообещал Гринька. — Сейчас привыкну малость и нырну за шлепанцем. Куда денется?

— А вдруг рыбы съели? — со смехом сказал Симка.

Симке чего не смеяться! Оба его ботинка на ногах, целехоньки.

Пожилой мужчина укоризненно покачал головой:

— Баловство до чего доводит. Вы из какой школы?

— Из двадцать третьей, — Гринька, не моргнув, назвал номер школы, где учился раньше. — Мы, дяденька, уроки уже отсидели, а теперь пришли закалять свое здоровье.

— Не вздумай нырять. Застудишься. И глубоко здесь. Не достанешь.

— Как же я домой пойду? — заволновался Костя.

— А вы своему Джеку скажите, — посоветовал Симка. — Пусть он нырнет и достанет.

— Тут, ребятки, и Джек не поможет. Бесполезно…

— А вот посмотрим, бесполезно или нет! — И еще не затихло эхо, отраженное противоположным берегом, белое Гринькино тело рассекло гладкую поверхность воды.

Это был отчаянный, смелый бросок. Только не хватило Гриньки до конца — как поплавок, который заглотила и тут же выплюнула рыба, вылетел он наверх и, поднимая фонтаны брызг, шумно поплыл обратно. Выскочив на берег, Гринька стремглав обежал весь песчаный пляжик, потом подпрыгнул на высоту, равную результату не менее второго спортивного разряда, и радостно закричал:

— Братцы! Водичка! Блеск!

Но Костя уже понял, что надежды на спасение сандалии нет.

Костя не жаловался, не хныкал (никто, собственно, не виноват — сам бросил), он сидел на песке и обреченно вздыхал.

— Ну, чего нюни распустил! — крикнул неунывающий Гринька. — Раздевайся, загорай, а я побегаю, обсохну и домой смотаюсь. У тебя тридцать седьмой размер? У меня — тоже. Такую принесу обувку — спать в ней будешь ложиться!

Хозяин бульдога лишь покачал головой, видно, подумал: «Бедовые ребята. Такие не пропадут».

А Гринька, как резвый жеребенок, все носился по пляжу, подпрыгивал, даже на руках пытался ходить. Глядя на него, и Костя чуть повеселел, разделся до трусов и тоже ходил на руках. У него даже лучше получалось. А у Симки не получалось — то на спину валился, то плюхался на живот.

Дурачились ребята, шумели, боролись. Плавки тем временем на Гриньке высохли, он натянул штаны, рубаху.

— Не скучайте! Будут тебе, Кисель, скороходы!

Убежал Гринька, через минуту степенной походкой вместе со своим четвероногим другом удалился сутулый гражданин, и Костя с Симкой остались одни. И сразу стало как-то скучно, тревожно, а тут и белесая туча вдруг надвинулась на солнце, повеяло прохладой, сыростью, как бы напомнив, что до лета еще далеко. Ребятишки оделись, молча сидели на песке.

— Возьмет и не придет вовсе, — глядя на помрачневший, пустынный берег, сказал Костя.

— Не такой Гринька. Обещал, значит, придет… И портфель тут.

— А мать? Почему, скажет, не в школе?

— Мать? Будто он боится ее. — Симка вздохнул, вспомнив о своей матери. Уже два с лишним года прошло, как они вместе с сестрой и отцом стояли у вырытой могилы и мохнатые снежинки тихо падали на желтое, исхудавшее лицо матери.

— А если не налезут? — Костя беспокоился о своем.

Симка не ответил.

— Кость, — обронил он через минуту, — ты маму свою жалеешь?

Костя пожал плечами. Не готовый к такому вопросу, не нашелся, что и ответить.

— В общем, конечно… Мать ведь.

— Маму положили в больницу в декабре, — задумчиво глядя перед собой, сказал Сима, — а я перед этим блюдо разбил. Его маме давно подарили, еще на свадьбу. Она все спрашивала — кто разбил. А я не признался… Так она и не знает…

Симка лег на спину (песок еще хранил приятное тепло) и долго глядел вверх, пока солнце вновь не сверкнуло в глаза.

— Сим, а если отец узнает, что ты два дня в школу не ходил?

Качнув длинными волосами (в школе уже два раза предупреждали, чтобы постригся), Симка скривил губы:

— Ну и что! Отец не заругается. У него только шесть классов образование. В селе плотником был и в городе. Доволен. Не всем в институт идти. Восемь классов кончу — в ПТУ поступлю. На крановщика. Без института проживу.