— Послушай, а может, пока оставить всё это? Претензий к тебе никто не предъявляет, подозрений ни у кого никаких нет, если бы были, то уже бы ползли слухи, ты же знаешь, как это бывает в нашем болотце под названием «мир искусства». В конце концов, у тебя даже есть предположения по поводу подлинника, если вдруг тебе начнут задавать вопросы какие-либо серьезные инстанции.
— Это не предположения. Я знаю, что это подлинник, я же тебе рассказывала.
— Ну хорошо, как скажешь. Но я бы, наверное, оставила эту историю в покое. Не буди лихо. Путь идет как идет. Никто никого не трогает…
— Ничего себе, не трогает! — возмутилась я. — А мои фотографии, а ворона, а сообщения с угрозами?
— Спокойно. Включим рациональный подход. Во-первых, все эти три факта могут быть вовсе не связаны между собой. Ворона упала к тебе в окно от сердечного приступа…
— Как твоя соседка.
— Именно! Ворона — с инфарктом, а фотографии мог испортить кто-то, кто сильно тебе завидует и при этом неплохо разбирается в компьютерах.
— А по смс угрожают вовсе не мне, а райским птицам! То есть надо звонить в общество охраны животных.
— Ну, тут, конечно, не всё понятно. Хотя отправитель этих самых угроз мог вполне ошибиться номером. То, что он псих, ясно как белый день, тут сомнений вообще быть не может. Вот он и ткнул пальцем в телефонную книжку. А может, просто ошибся на одну цифру. Но ты их всё равно не стирай. Пусть будут на всякий случай, а ты пока просто постарайся успокоиться.
— Пока случай не настал… — добавила я.
Мы поплавали, сходили на массаж и в сауну. Марта рассказывала мне про детей и про то, что ей скоро придется расставаться с Амедеем, поскольку она уже почти закончила приводить в порядок его саркофаг. Потом она стала расспрашивать меня про Марка, и у меня сразу поднялось настроение. Но рассказов о наших романтических прогулках и ужинах при свечах ей было явно мало.
— А как он в постели? — поинтересовалась моя любопытная подруга.
Я пожала плечами.
— Что, такой невнятный? — Марта даже остановилась и от удивления закрыла рот ладошкой.
Мы шли по длинному коридору к раздевалкам.
— Да нет же, — отмахнулась я. — Просто мы еще до этого не дошли.
— Это как это? Вы же уже пару месяцев водите хороводы.
— А до постели пока не дошли. Вот такой хоровод.
— Но почему? Вам же не по шестнадцать. И даже не по двадцать. И даже… Ну, ладно…
— Я не знаю, Марта. Скажу тебе больше: мы даже не целовались.
— Это как? Вас не тянет друг к другу?
— В том-то и дело, что тянет. Еще как! Меня-то уж точно. Да и его. Я же чувствую.
— А чего же тогда он тянет?
— Не знаю. Мне кажется, он не решается. Он так трепетно ко мне относится. Так на меня смотрит! Как будто влюбленный маленький мальчик.
— Послушай, но ты-то уже не маленькая девочка. Зачем тебе маленькие мальчики? Пусть и влюбленные.
— Марта, ну не всё же так просто и цинично. Может, он ценит чувства, романтику, период предвкушения…
— Он не гей?
Марта всегда прямо говорила то, что думала.
— Нет, не думаю. — Я отогнала от себя эту мысль. — Он рассказывал мне про своих бывших девушек.
Тем временем мы пришли в раздевалку и доставали вещи из шкафчиков.
— Рассказывать он может что угодно, ты всё-таки не затягивай с этим.
— Марта! Нельзя же грести всех под одну гребенку. Для кого-то это просто, а для кого-то нужно время. Может, он просто не уверен в себе, может, у него мало опыта.
— Ну, конечно, у такого-то красавчика…
— Может, он верующий и не может ничего позволить себе до свадьбы! — выдала я последнюю версию, открыла металлическую дверцу и запустила в шкафчик руку, продолжая смотреть на Марту.
— Знаешь, тогда надо предупреждать! — возмутилась она.
Странно, но моя рука наткнулась на что-то мокрое. Решив, что на одежду перевернулась бутылка с водой, я вытащила руку и обнаружила, что она вдруг стала липкой и красной.
— Марта, — позвала я.
— Ты что, порезалась? Когда ты успела?
Марта подошла ко мне, посмотрела на мою руку, потом заглянула в шкафчик и вытащила из него одежду. Я очень удивилась, почему все мои вещи вдруг покрылись ярко-красными пятнами, и почему вдруг Марта бросила их на пол. Я всегда плохо переносила вид крови. Да что там, когда я видела кровь, то просто всегда падала в обморок.
Почему люди так любят крайности? Они хотят видеть то, чего нет, и упорствуют в этом. Они сами доводят всё до абсурда и обвиняют в происходящем кого угодно, лишь бы снять вину с себя. Предпочитают катастрофы и драмы спокойной логике.
Перейти все границы, даже не задумываясь, хотя когда-то побоялись просто задать вопрос. Почему выстрелить в висок оказывается проще, чем снять телефонную трубку? Кто понаставил внутри нас все эти капканы?
Люди не оставляют себе выбора, потому что не любят выбирать. Выбор — это решение, решение — это ответственность. Ответственности предпочитают обстоятельства. Это обстоятельства вынудили, заставили, загнали в угол. Это не я, нет, только не я. Тот, кто гордится тем, что любит риск, просто боится ответственности. Лучше пусть это будут обстоятельства, да-да, именно так.