Я вышла из кабинета и попрощалась с Артемидой, пообещав ей непременно заходить почаще и получив ценный совет о том, какой длины юбки мне следует носить, чтобы наладить личную жизнь. На лестнице я достала из сумки телефон, чтобы посмотреть, не звонила ли мне Марта (я выключила звук, пока была у господина Лунца). На экране высветилось только новое сообщение: «Не боишься, райская птица? Хочешь дать мне урок?» Только этого не хватало, подумала я. Мало мне истории с исчезнувшим шедевром, так теперь меня достает какой-то псих. «Кто это?» — написала я. Ответ пришел, когда я уже входила в главный зал, где на скамейке посередине меня ждала Марта. «Чело-век». Именно так, через черточку. В сердцах я стерла эту ерунду и поспешила к подруге.
Марта сидела на той же скамейке, что и я час назад, а двое ее отпрысков ползали по полу вокруг. Третий спал, привязанный к Марте модным слингом. Она не обращала внимания ни на кого из них, самозабвенно рассматривала картины и ела булочку, время от времени смахивая крошки с младенческой макушки. Ей никто и никогда не делал замечаний в этом музее, потому что только она могла реставрировать многометровые статуи и потолочную лепнину, и кроме того, ее обожали за легкий характер. Я села рядом и с удовольствием стала слушать новости про всех знакомых, чувствуя, как растворяется тревога. Марта была удивительно уютной и умела создать атмосферу комфорта даже на шумном вокзале или в полицейском участке.
— Ты ничего не замечаешь? — спросила я у нее, кивнув на главную картину в зале.
— Как же, намного стала краше! — искренне ответила моя подруга. — Я очень хорошо всё рассмотрела. Работа отличная. Повозиться, конечно, пришлось, но ты отменно ее освежила. Подчищала кусками? Где совсем потемнело?
Даже она ничего не увидела. Но копия и правда была прекрасная.
— Ну, расскажи, что еще происходит? — сказала она, расправившись, наконец, с булкой, и теперь с таким же аппетитом смотрела на меня в ожидании моих историй.
Я вспомнила всё, что произошло со мной за то время, пока мы не виделись, и решила пока ничего не говорить про Аптекаря, потому что у меня была новость значительно важнее таинственных домов и спрятанных подлинников.
— У меня свидание! — выпалила я.
— Наконец-то! — Марта всплеснула руками, отчего младенец завозился, а она стала раскачиваться из стороны в сторону, чтобы он не проснулся. — Рассказывай!
И я начала с самого начала, с той выставки, когда мы в первый раз увиделись.
— Как, ты говоришь, его зовут? — переспросила она. — Я знаю многих архитекторов, наверняка и с ним пересекалась.
Я пообещала их познакомить, а Марта посоветовала не забывать, что мне уже не пятнадцать лет, и отнестись хотя бы к этому парню серьезнее.
— Не всю жизнь же тебе куковать с Готфридами и Филиппами Четвертыми или сколько их там было, — сказала она. — Хотя если с этим архитектором не заладится, могу одолжить тебе своего Амедея Отважного, который почивает сейчас у меня в гостиной. Орден Чертополоха, между прочим, это тебе не фунт изюма. И мужчина отличный, лежит себе тихонько, претензий не предъявляет, хлопот с ним никаких, если не кантовать, веков пять еще протянет запросто. И что самое приятное, исправно приносит денежки!
— А где ты, кстати, его взяла? — спросила я. — Частный музей?
— Нет. Безумный коллекционер. Частное лицо, неприлично богатое. Но человек при этом хороший. Об искусстве заботится по-честному. Вот у него действительно дом-музей. Заходишь — и голова кружится. Много копий, конечно, но копии очень достойные.
— Копии? — Она попала в точку, и я немедленно уцепилась за ее слова. — Послушай, так он наверняка знает, кто сейчас лучшие копировальщики.
— Ну да, — пожала плечами Марта. — Знает, но не факт, что выдаст. Профессия-то, скажем прямо, на грани. Они всё время под колпаком. А тебе зачем? Ты сама кого хочешь скопируешь при желании.
— Да нет, это не мне, — соврала я. — Один знакомый интересовался.
— А, наш новый друг архитектор, — опять оживилась Марта, и я не стала ее разубеждать. Мне тоже хотелось говорить только о нем. Он и правда мне очень понравился.
Мы договорились, что он заедет в семь. Начиная с четырех я стала выглядывать из окна на улицу с интервалом примерно минут в пятнадцать. Разумеется, я придумала себе его появление в мельчайших деталях и была уверена, что он приедет на черной блестящей машине и в подарок я получу длинноногие розы непременно алого цвета. Он вышел из лимонного «мини-купера», который припарковал под деревом перед моими окнами, и долго доставал что-то с заднего сиденья. Вопреки моим ожиданиям, вместо цветов он привез с собой довольно большой прямоугольный сверток, перетянутый бечевкой. Похоже, внутри была картина, но я подумала, что дарить картину реставратору — это как-то уж слишком, и отправилась открывать ему дверь в большом замешательстве. Марк сразу звонко поцеловал меня в щеку, как будто мы дружили сто лет, прошел в коридор и прислонил сверток к стене.