Две тайны Аптекаря

Ему удалось меня развеселить. В конце концов, ничего ужасного не случилось. Подумаешь, птица. Она сама перепугалась не меньше меня. Да и вообще, зачем мне было лезть на эту крышу? Теперь, когда у меня в следующий раз поднимется температура, то вместо злосчастной лестницы мне наверняка будут сниться пикирующие птицы. Хотя я бы предпочла, чтобы мне снился Марк.

Он аккуратно припарковал машину у меня перед домом, и мы еще целый час проболтали в машине, держась за руки. Потом он вызвал такси, чтобы ехать домой, мы долго прощались, и я искренне сказала, что прекрасно провела вечер. В конце концов, я люблю приключения. Он поцеловал меня в щеку, я помахала вслед его такси.

Дом встретил меня, вспыхнув светом во всех комнатах. Я любила зажигать сразу все лампы, если возвращалась поздно. На столике у двери лежала пачка журналов и несколько приглашений на выставки и какие-то семинары. Я взяла их с собой на кухню и решила перед сном выпить в моей маленькой оранжерее теплого молока. Включив на кухне свет, я вдруг поняла, что что-то не так. Сквозняк. Откуда-то дуло холодным воздухом, и довольно сильно. Я удивилась, потому что никогда не открывала вечером окна в оранжерее, это могло повредить растениям. Пройдя через кухню, я приоткрыла стеклянную дверь оранжереи и отступила назад. Самое большое стекло в огромном окне было разбито, несколько растений под ним сломано, а на полу на осколках валялась черная мертвая ворона.

Я выскочила из оранжереи, схватила ключи и побежала к Марте.

Часть шестая

Господину Лунцу повезло. Он вообще был везучим человеком. Ближайшая антикварная лавка оказалась закрытой, хотя часы работы, обозначенные на медной табличке на двери, говорили совсем об обратном. Господин Лунц еще раз подергал дверную ручку и даже постучал по массивной двери носком ботинка. Безрезультатно. Лавка была заперта явно и бесперспективно. Директор музея изящных искусств выругался с большим чувством, вытер пот и закатил глаза. Прямо над дверью лавки он прочитал название улицы, и его профессиональная память тут же выдала ему какой-то номер дома. Зацепная улица, дом сорок шесть. «Что это за адрес?» — спросил сам себя господин Лунц. Судя по всему, адрес этот он знал очень хорошо и давно, раз вспомнил его моментально. Видимо, из-за сегодняшнего стресса он соображал не так быстро, как обычно. Но уже в следующую минуту, посмотрев по сторонам, он понял, где оказался. Он бывал здесь довольно часто, но всегда подъезжал на машине с другой стороны улицы. Буквально в нескольких шагах от коварной ювелирной лавки проживал давний знакомый господина Лунца, господин Львович.

Никто не знал точно, сколько ему лет, но если судить по возрасту персонажей, личным знакомством с которыми любил прихвастнуть господин Львович, предаваясь воспоминаниям о молодости, ему давно должно было перевалить за сотню. При этом он сохранил крайнюю пытливость ума, а также редкую прыть и хитрость, и видел насквозь каждого собеседника, не говоря уже о вещах, которые эти самые собеседники под покровом тайны несли в его дом бесконечным потоком. Господин Львович никогда не называл себя экспертом или искусствоведом, а говорил, что он просто скромный коллекционер, который («да-да, кхе-кхе») знает толк в красивых безделицах. Злые языки завистников называли его перекупщиком, а особенно злые — крысой. Через морщинистые руки господина Львовича проходили произведения искусства, о которых мечтали лучшие музеи. А в знакомых у него ходили самые сильные мира сего.

Господин Лунц не просто близко приятельствовал с господином Львовичем, а водил с ним настоящую дружбу, обращаясь по самым разным поводам: когда надо было перепроверить именитых международных экспертов, найти что-то редкое для частной коллекции близких знакомых, выполнить просьбу очень важного человека или просто подобрать подарок. Кроме того, благодаря господину Львовичу и сам музей изящных искусств обрел несколько бесценных экспонатов: иногда в старике просыпался патриотизм, и он делился с государством чем-нибудь не особенно стоящим. Видимо, заручаясь его гарантией на всякий пожарный случай.

Господин Лунц доверял ловкому Львовичу безоговорочно, зная, что о предметах искусства тот никогда не посмеет соврать, так как относится к ним даже с большим уважением, чем к живым людям. Однако в глубине души он всё-таки побаивался, что господин Львович при случае запросто продаст его за ломаную монету, если вдруг окажется, что она когда-то заваливалась за подкладку кармана Ивана Грозного.

Господин Лунц набрал номер, и ему тут же ответил бодрый стариковский голос.

— Господин Львович, добрый день! Это Лунц из музея, — начал он.

— Помню, помню вас, дружочек. Как вы? Что с вами? Я, знаете, весь в делах, всё хлопочу, хлопочу…

Старик явно давал понять, что звонок сейчас совсем не ко времени, но стоило господину Лунцу упомянуть о том, что он поблизости и у него с собой есть «кое-что интересное», как он был приглашен немедленно зайти.