Две воительницы

Потом он убегает на равнину — мимо своего убитого дракона, который лежит у другого дракона под ногами. Бежит, бежит и хотел бы исчезнуть. Он думает только о мече, приставленном к его горлу, и о словах, которые открыли путь всей этой боли.

— Я был с ними.

Леарко вздыхает. Воспоминание было неприятным. Он много раз думал о том, что случилось тогда, но не верил, что когда-нибудь снова увидит Идо. Когда он узнал, что гном, возможно, погиб, ему по какой-то странной причине это было неприятно.

Наконец он направился к стойлам. Он мысленно спросил себя, что его отец собирается сделать с мальчиком и какие новые ужасы скрывает это поручение, но это были бесполезные вопросы, от которых становилось еще тяжелее на душе. В конечном счете он, несмотря на все, что знал о Дохоре, оставался глупым мальчиком, который хотел угодить отцу.

Он подумал об Идо, о своем долге перед ним. Может быть, было бы лучше, если бы гном убил его там, возле горы Тал; но все же он обязан Идо жизнью. А теперь ему дан приказ убить Идо.

Леарко вошел в стойла, опустив взгляд, закрыл глаза и постоял так одно мгновение, готовясь к тому, что его ожидало, потом сказал конюху:

— Выпускай Ксарона, я лечу на задание.

22

ДЕРЕВНЯ

Жизнь Дубэ у народа хюэ была похожа на сон. Большую часть времени девушка проводила в постели, не в силах бороться с усталостью. У нее не было сил встать, раны ужасно болели, но главным препятствием, делавшим ее бесчувственной, была душевная усталость.

Она думала о том, что за пределами этой деревни, по ту сторону леса, который был виден в окно ее комнаты, ее ждут проблемы, которые до сих пор следовали за ней повсюду. Они дожидаются только ее выздоровления, чтобы снова наброситься на нее. Как только она уйдет с этой защищенной территории, уже ничто ее не спасет.

Прежде всего, было неизвестно, как обстоят дела с напитком: Лонерин, чтобы вырвать ее из лап смерти, израсходовал все содержимое пузырька, и больше не оставалось ничего. Дубэ чувствовала, что зверь спал, но его сон не был крепким. Ей рано или поздно придется дорого расплатиться за то, что она так смело выпустила его на волю. Теперь у нее была лишь одна слабая надежда — попасть к Сеннару вовремя, пока ничего не случилось. И Сеннар… Кто сказал ей и Лонерииу, что он до сих пор жив и что они смогут его разыскать? И среди всех этих мыслей — вопрос: как она должна вести себя с Лонерином? Тысячи мыслей терзали ум Дубэ, и ей повезло, что у молодого мага было много дел в эти дни.

— Я должен изучить врачебное искусство этого народа: может быть, среди их трав есть такие, которые смогут облегчить твое проклятие, — сказал ей Лонерин.

И после этого он почти все время проводил неизвестно где и приходил к Дубэ только по вечерам, всегда с черными кругами вокруг глаз и часто с царапинами на руках. Он легко касался губами ее щеки, а потом спрашивал ее о здоровье и тщательно следил за состоянием ран.

Было похоже, что теперь их отношения сводятся только к этому. Лонерин был словно одержим лечением, а Дубэ еще не хватало мужества для того, чтобы внести ясность в их отношения. Она была уверена, что рано или поздно ей придется пройти через это испытание, но чувствовала, что сейчас еще не готова к нему.

Так проходили ее дни. Она подолгу смотрела в квадратный проем окна, следя за тем, как небо час за часом меняет цвет, и слушала звуки леса. Может быть, она умрет, может быть, зверь вернется. Из этой постели все казалось ей далеким и неясным.

В течение многих дней единственной связью между ней и народом хюэ был жрец, который ее лечил. Он был очень молод, почти мальчик, и в его облике уродливо, но забавно смешались черты гномов и эльфов: остроконечные уши поднимались над бритой головой, а длинная борода густого темно-синего цвета позволяла догадаться, какого цвета у него волосы. Он ходил голым до пояса, и на груди у него была татуировка красного цвета, ярко выделявшаяся на светлой коже. Это было большое по размеру и сложное изображение Отца Леса, нарисованного с любовью и во всех подробностях. Штаны жреца имели необычный покрой, а сделаны были, как ей показалось, из замши. Жрец входил в комнату молча и никогда не пытался заговорить с Дубэ. Он даже не смотрел ей в глаза, только осматривал раны и не позволял своему взгляду блуждать по ее телу.