Две Жизни

– Как несложно было Браццано сделать Жанну своим орудием, так же несложно оказалось ей обворожить Генри и свести его с самим Браццано. Генри поверил, что Строганов ревнует дочь и поэтому не позволяет выйти замуж, что Анна – жертва деспотизма отца и Ананды, и что наибольшие страдальцы в семье – сама мать и её младший сынок.

Когда Генри прощался с Браццано, тот сумел внушить ему, что нужно заманить меня любыми способами. Вместе с тем Браццано, имея полную власть над женой Строганова и её сыном, подготовляет всё для похищения Анны. Браццано боится только Ананды, так как со мной одним он предполагает расправиться при помощи своей клики, пусть даже отправив меня на тот свет, – улыбнулся И. – Но он не знает, что сэр Уоми уже едет к нам. И тебе предстоит приятная встреча с Хавой. Браццано уже забыл, – помолчав, продолжал И., – как ему пришлось уронить свой наговорённый браслет, который он, кстати сказать, украл. А я жалею, что дал ему возможность выпрямиться раньше времени. Я не учел, что он так скоро всё забудет, и не понял сразу, как сильна эта гадина.

Дальше он мне рассказал, как Строганова своими безобразными домашними сценами довела мужа до безумного страха и, наконец, припадка, едва не стоившего ему жизни.

– Но Анна? – перебил я И., не будучи в силах выдержать более. – Неужели Анна могла сомневаться, выходить ли ей за Браццано?

– Нет, сомнения, тоже едва не унёсшие и её, крылись в другом. Видя кажущуюся инертность Ананды, она решила, что он не знает, как преследует её турок, и просила помочь освободиться от него. Ананда на это ответил, что причина её страданий в ней самой, что ей надо проверить, действительно ли она уверена теперь в правильности того пути целомудрия, который сама – добровольно и вопреки совету Ананды – избрала. Что надо для себя ясно решить вопрос, идёт ли она путём радостной любви, желая найти освобождение. Или она избрала целомудрие только лишь потому, что любимый не может быть ей мужем? Если она идёт путём отречения и отказа, ограничения и отрицания вместо утверждения жизни, где любя побеждают и творят в радости, – она не дойдёт туда, где сможет слиться в труде и творчестве со своим возлюбленным.

Анна, не углубляясь в смысл сказанного Анандой, решила, что её по-настоящему не любят. Впала в сомнения, правильно ли вообще повела она свою жизнь; бунтовала, требовала, ревновала и даже усомнилась в том, кого любила. Ты видел сам финал этой драмы души за роялем, – закончил он.

Нам принесли завтрак, подали кофе. Вновь оставшись одни, мы возобновили разговор.

– Ты видел внешнюю сторону драмы у рояля. Я расскажу тебе то, чего ты видеть не мог. Сомнениями, слезами, ревностью и горечью Анна возмутила ту устойчивую атмосферу чистоты и мира вокруг себя, в которой был бессилен действовать да-Браццано.

Чтобы его злая воля и грязные мысли могли претвориться в действия, было необходимо, чтобы в душе и мыслях Анны возникли щели, в которых можно было бы зацепиться его злу. Её внутренний разлад предоставил Браццано эту возможность. Владея силой привлекать к себе такие же злые токи других людей, он вызвал вокруг неё целую тучу злых сил и мыслей, внушавших Анне, что любимый её – шарлатан, что никакой иной реальной жизни и радости, нежели земная жизнь страстей, не существует, что не ради абстрактных величин живут люди, а для своих близких, плотью с ними связанных. И пока Анна играла первую часть сонаты, горе её доходило до отрицания Бога, его путей, отрицания высоких людей с их недосягаемой честью. Она была готова признать фикцией всё, чем жила годы. Здесь-то и пришлось Ананде, предельно сосредоточив внимание и волю, вызвать образ своего дяди – вельможи и доктора, о котором я тебе говорил.

Ты по личному опыту знаешь, что можешь услышать и увидеть Флорентийца, если сосредоточишь на нём внимание и свою чистую любовь. Но передать другому своё виденье, если он не обладает этой высшей психической силой, задача очень тяжёлая для физического тела человека. Это сделал Ананда для Анны и спас её, вернул ей силы жить и вновь обрести полное равновесие духа. Потом я расскажу тебе о сыне и жене Строганова... Вошёл хозяин, мы горячо поблагодарили его и пошли домой.

– Теперь, я думаю, настало время прочесть письмо капитана. А я пойду к Ананде. Я бы очень хотел, чтобы ты не выходил из наших комнат, пока я не вернусь, – сказал мне И., когда мы возвращались.

Я обещал, крепко решив, что никуда не пойду. Я достал письмо и свёрток капитана. Запер все двери и сел на диван. И поймал себя на мысли, что почему-то жду Жанну. Не то, что жду даже, но – как и тогда ночью, когда я был уверен, что придёт Генри, – я был и теперь уверен в появлении Жанны.

Я стал читать письмо моего дорогого капитана. Любовь свою к нему и её настоящую глубину я понял только сейчас, когда стал разбирать его крупный, как будто чёткий, но на самом деле не очень легко разбираемый почерк.

"Левушка, – храбрец-весельчак, – т.е. до чего я огорчён, что должен уехать, оставляя Вас не то живым, не то мёртвым.