Две Жизни

Ломай условные перегородки между собой и людьми. И ищи в наибольшем такте возможность войти сознанием в положение того, с кем общаешься. И ты всегда найдёшь, как разбить предрассудки, нелепо встающие между людьми, как открыть всё лучшее в себе и пройти в храм сердца другого. В себе найди цветок любви и брось его под ноги тому, с кем говоришь. И только в редких случаях, при встречах с абсолютно злыми людьми, твоя любовь не победит. Таково моё тебе духовное завещание, Алиса. Но если увидишь потемневшее сознание, – страшно сказать, – как Дженни и мать, – проходи мимо. Благословляй и прощай, но никогда не прикасайся. Не старайся обратить на путь истины. Это невозможно. Всю жизнь я стремился это сделать, – и только отяжелил наши с тобой жизни, не принеся им пользы.

В тот день, когда меня не станет, ты не вернёшься больше домой. Ты останешься у лорда Бенедикта, там, где твоя истинная семья. И это тоже прими как мою предсмертную волю.

– О папа, папа. Каждое ваше желание было, есть и будет мне законом. Но для чего снова говорить о смерти? Вы так поправились за эти дни. Лорд Бенедикт говорил мне, что вы проживёте в его деревне ещё два месяца, вместе со всеми нами. Представляете ли вы себе это счастье? Мы с вами будем гулять, кататься, читать, и никто не выразит нам своего неудовольствия. И если уж сейчас, за три дня, вы так поправились, что же будет через два месяца?

Лицо Алисы, полное любви, загорелось румянцем. Глаза её сверкали энергией, вся она светилась радостью и была так прекрасна, что пастор ласково шепнул ей:

– Я никогда не отдавал себе отчёт, что ты так прекрасна, моя дорогая детка. Боюсь, что надежды твои не оправдаются, моя любимая. Как бы вместо прогулок и удовольствий и не доставил бы тебе забот и не причинил горя. И вместо отдыха как бы не сделаться тебе сиделкой возле отходящего отца.

– Тогда я выполню, отец, вашу волю: приму в твёрдости и спокойствии всё то, что жизнь мне пошлет. Но я прошу вас, не терзайте своего сердца мыслями о прошлом или будущем. Я так счастлива, что сейчас вы со мною, вы здоровы, бодры, вид ваш прекрасен. Быть может, вы угадали моё беспокойство о Дженни и маме в связи со скачками. Но ваши слова сняли с меня огромную тяжесть. Мне стало легко. Будь что будет, – если нам придется расстаться, то Божья воля свершится, не разбив мне сердца. Даю вам слово. Не думайте обо мне и, если так суждено, уходите легко, не печалясь.

Поезд подошёл к перрону. Флорентиец подал руку Алисе, как-то особенно внимательно поглядел на неё и сказал:

– Ты поедешь со мною, дружочек. Я хочу с тобой поговорить. О папе не беспокойся. Наль и Николай довезут его очень бережно.

Как только Флорентиец и Алиса сели в экипаж, он взял её руки в свои и, нежно их пожимая, сказал притихшей девушке:

– У каждого, Алиса, своя Голгофа. Мы уже говорили с тобой об этом. Теперь настал твой момент собрать все свои силы и выразить активным действием верность твоей любви. Отец сказал тебе свою волю, он бросил тебе мысль о своей смерти. Я. подтверждаю: смерть его близка, ближе, чем ты предполагаешь. Собери всю силу верности и любви и проводи отца в далёкий путь. Ты – единственное, что он создал в своей жизни истинно прекрасного. Одна ты вошла в мир той действенной силой, которая будет продолжать его вековой труд на общее благо. Сейчас ты, своим спокойствием и самообладанием, можешь вознаградить отца за жизнь страданий и борьбы. И он уйдёт спокойно, поняв, что жил не впустую.

Твоя роль священна. Проводить человека, осветив его последние дни радостью, а не слезами уныния, – это установить с ним новую связь для дальнейшей вековой жизни.

Вторая часть твоей Голгофы труднее. Но здесь я тебе помощник. Возьми мою руку, обопрись на неё и не разлучайся со мною ни в мыслях, ни в делах. Ты не возвратишься больше к себе домой. Связь твоя с сестрой и матерью, внешне ещё существенная, – окончится в духе твоём сегодня. Согласно завещанию отца ты останешься у меня до своего совершеннолетия. Но мать и сестра будут делать всё, чтобы заставить тебя покинуть мой дом.

Сегодня ты увидишь их на скачках. Увидишь и удивишься их униженному положению. Тебя вот не интересует, ни где ты будешь сидеть, ни во что будешь одета. Они же обе извелись от того, что туалеты их не умопомрачительны, хотя они влезли в долги, из которых не будут знать, как выбраться. Они увидят вас с отцом раньше, чем ты увидишь их. И сердца их наполнятся злой завистью и жаждой мстить, из чего ни ты, ни я, ни все мы, вместе взятые, их вытащить не сможем. Есть ли в сердце твоём сомнение в том пути, что указываем тебе мы с твоим отцом?

– Нет, лорд Бенедикт. Сомнение и не подступало ко мне. Единственно, в чём я могу себя винить, так в своём упоении счастьем подле вас, в котором я живу. Я не просила вас о Дженни.