Две Жизни

И. взял один из пакетов, которые не велел без себя вскрывать, вынул из него плоский, довольно большой футляр из слоновой кости, раскрыл его и достал большой зеленый крест, весь как бы высеченный из цельного изумруда, на тонкой золотой цепи. Он надел его на шею матери Анны.

– Это посылает тебе Флорентиец с тем, чтобы, уходя со своего поста настоятельницы, ты передала его тому, кого сочтешь достойным заменить тебя. А это,- прибавил он, вскрывая второй пакет и доставая из него чудесную коробку, черную, с изображением золотого павлина на крышке, – посылает тебе твой великий Друг Али.

И. достал золотой обруч и длинную тончайшую вуаль, которую накинул на голову матери Анны и прикрепил обручем к волосам. Вуаль упала ей на плечи и спину, вся засияла переливчатыми тонами – от золотого и розового до фиолетового. Она представляла такое чудесное зрелище, что я загляделся и опомнился только тогда, когда И. поднимал мать Анну с колен, благословляя ее.

– Великое Светлое Братство поручило мне ввести тебя в разряд посвященных настоятелей и послало тебе вещественные знаки великих, созревших в тебе сил. Прими через эти вещи, освященные любовью и силой Великих Братьев Али и Флорентийца, благословение всего Братства и его вечную помощь. Все твое прошлое исчезло из хроники веков. Следы его стерты твоими верностью и трудом для общего блага. Ты превысила данные тебе указания и усовершенствовала жизнь порученного тебе племени выше указанных тебе рамок. Будь благословенна. Вот тебе письма от старших братьев.

И. подал матери Анне письма, мне же дал прежнее ее платье, футляр и коробку, приказав отнести их за настоятельницей в ее дом. Солнце стало уже опускаться, когда мы покинули островок. Дом настоятельницы был очень близко, и через несколько минут мы стояли в ее комнате. Пока шли, мы встретили несколько человек, которых так поражал новый туалет и новый сияющий вид их матери, что они роняли все из рук и, раскрыв рты, сопровождали ее удивленными взглядами. Меня это так смешило, что я с трудом удерживал серьезный вид достойного келейника Учителя.

Комната матери Анны была очень скромна по своей обстановке, но блистала чистотой и была наполнена ароматом прелестных цветов. Небольшой, очень изящной работы письменный стол, два кресла, несколько стульев, шкаф с книгами, киот с горящей перед ним лампадой, диван, заменявший кровать, все из белого полированного пальмового дерева, несколько прекрасных ваз работы Грегора – вот и все убранство ее небольшой комнаты, в которую мы вошли через две большие приемные, где ждали мать ее подданные.

– Вот, дитя мое, какого счастья был ты для меня вестником. Будь благословен и возьми от меня на память эту пряжку, пристегни ее к поясу и молись обо мне Великой Матери, – сказала она мне, как только за нами закрылась дверь ее комнаты.

Я поблагодарил настоятельницу, выразил ей, как умел, свои поздравления и благодарность, и возвратился на островок. Здесь меня встретил старик-сторож и объяснил, что через полчаса будет сигнал к окончанию работ, его проиграют на рожке. Затем второй такой же сигнал будет за четверть часа до ужина и, наконец, удар набата к сбору в столовой. Он рассказал мне, как найти дорогу в столовую, и я вошел к моему дорогому И. Я настал его за письмом. Он велел мне сесть в кресло и подождать его распоряжений.

Окончив письмо, И. велел мне отнести его Ольденкотту, сказать Яссе, чтобы он привел всех в столовую по удару набата, а Андрееву сию же минуту привести к нему.

Я помчался, памятуя, что до удара колокола остается мало времени. Выполнив все порученное и отыскав Наталью Владимировну на ее половине, я так торопился скорее возвратиться к И., что бедная женщина еле поспевала за мной. Всю дорогу она посылала малолестные эпитеты удушающей жаре оазиса.

Добравшись до островка, она вздохнула легче и объявила, что только здесь можно дышать. Не знаю, правильно ли я чувствовал ее настроение, но мне казалось, что моя спутница чем-то раздражена и в чем-то разочарована. Я остановился при входе в дом, коснулся цветка Великой Матери и всем сердцем молился Ей, чтобы эта женщина вошла в гармонии и мире в комнату, где только что другая получила священный привет высокого признания и счастья освобождения.

Как не раз бывало, Наталья Владимировна сейчас же почувствовала мое состояние, взяла меня за руку, несколько раз глубоко вздохнула, прикрыв другой рукой глаза, улыбнулась мне и кротко сказала:

– Спасибо, верный друг. Ни разу не забыли Вы меня в своей молитве. Я готова. – И мы вошли к И.

И. встретил нас улыбкой, придвинул кресло для Натальи Владимировны ближе к столу, за которым продолжал сидеть, а мне велел сесть в кресло у окна.