"Две жизни" (ч.III, т.1-2)

— Это все наделали вот эти злющие, — шепелявя и коверкая слова, сказал один из наиболее уродливых карликов, показывая на маленького, с приятным и добрым лицом карлика, державшего на своих крохотных, но, должно быть, очень сильных руках небольшого прелестного мальчика с кротким и болезненным личиком. Рядом с карликом стояла малютка-девочка, похожая на мальчика, и пыталась помочь карлику-няньке держать мальчика. Во всем ее существе была видна ранняя забота о чужой жизни и ноше, и я был поражен, что на них, таких невинных видом, таких бессильных и кротких, могло пасть обвинение карлика.

Франциск молчаливо смотрел на карлика-обвинителя, и тот, еще наглее и злее, глядя прямо в глаза Франциску, завопил:

— Ты глупый, ты воображаешь, что кто-нибудь здесь тебе верит. Они все говорят, что ты притворщик и лгун, что ты всех нас обманываешь. Ты нам обещал, что сегодня мы увидим чудо, а сам пришел поздно и никакого чуда не показываешь.

Он гнусно захохотал и стал кривляться до того невыносимо, что я едва находил сил сохранять спокойствие. Точно молния, сверкнул огненный взгляд Франциска, когда он посмотрел на урода.

— Я тебе много раз уже говорил, чтобы ты не лгал и не доносил на своих товарищей, несчастный человек. Ты обвиняешь самых кротких детей и их друга, которых ты обокрал, у которых ты отнял их кукол и сломал игрушки. Они на тебя мне не пожаловались, а ты в благодарность за это их же еще и оболгал?

— Кто тебе сказал, что это я взял их дурацкие игрушки? Это вот те мальчишки, обыщи их кровати, там все и найдешь.

Обвиненные уродом два мальчика лет восьми-девяти, были оскорблены и готовы уже заплакать, как Франциск протянул им руку, улыбнулся и поставил их подле себя.

Точно так же он подозвал и обвиненного милого карлика с его детьми, которые со счастливыми лицами уселись у его ног.

Возле злого урода сгруппировались пять таких же уродливых карликов, как он сам, и говоривший вначале Франциску от себя лично урод теперь крикнул еще более вызывающим тоном:

— Чего ты нас здесь держишь? Мы здесь, в твоем вонючем царстве, жить не хотим.

Мы хотим опять в свое, откуда ты нас забрал, хотим к себе, на волю, к нашим совам и змеям. Нам надоели твои противные цветы и все твои притворщики. Выпусти нас на волю, наши хозяева уже три раза нас звали, а мы все не можем уйти отсюда.

— Кто же вас здесь держит? Здесь нет ни запоров, ни оград, ни злых сторожей. Вы все можете идти, куда только хотите. Я сегодня же отправлю вас к вашим хозяевам в тот дальний лес, где вас сторожат змеи и совы.

Не успел Франциск договорить своих последних слов, как все пять карликов, группировавшиеся вокруг буяна, бросились прочь от него с ужасными воплями, моля Франциска не отправлять их, обещая больше никогда не лгать, не воровать и не лениться. Для меня было ясно, что и сам злодей перетрусил, но озорное упрямство завело его так далеко, что отступать он уже не хотел.

— Хвастаешь всех отправить, хватит ли у тебя умения меня одного отправить? — точно вызывая Франциска на бой, орал буян.

— Нет, несчастный, бедненький дружок. Я не одного тебя отправлю, но вместе с твоим приятелем, приказания которого ты так охотно выполняешь. Выйди сюда, трусишка, прячущийся за чужую спину, — сказал Франциск; как мне показалось, куда-то в пространство. — Повинуйся немедленно, — и на этих словах голос его напомнил мне звенящие мечи Ананды.

Из-под стола в противоположном конце комнаты вылез карлик, страшнее которого нельзя было себе вообразить живое человеческое существо. Да и был ли он человеком, решить было трудно. Он скорее походил на ужасную собаку, по ошибке природы ходящую на двух ногах.

Чудовищной величины брови нависали над маленькими кроваво-красными глазами.

Огромная всклокоченная борода и усы закрывали все лицо и рот почти до ушей.

Вдобавок и уши-то были огромны и по-собачьи свисали вниз.

Меня поразило, что дети совершенно не боялись урода, но карлики трепетали и прятались за Франциска. Оставался только буян, похожий сейчас на снежную бабу, истаявшую на солнце, так с него скатились его озорство и наглость.

Маленькое чудовище приближалось медленно и точно приказывало своим ногам бежать обратно, а взгляд Франциска заставлял ставить грубую ногу вперед. Адская злоба и ненависть сверкнули в его глазах, когда он проходил мимо своего приятеля. Он вытянул руку и хотел ударить его по голове, но Франциск сделал едва заметное движение рукой, и вся сила удара пришлась по собственной голове страшного урода.

Взвыв от боли, он хотел кинуться на Франциска и приготовился ударить его головой в живот, но в тот же миг лежал на полу, разбив свой нос в кровь.

— Бедный ты, бедный, жаль мне тебя очень. Но ничего больше сделать для тебя я не могу. Бери своего приятеля, который предпочел служить тебе, а не мне, и иди с ним к своим хозяевам.

На лице первого забияки мелькнуло нечто вроде ужаса, но через момент он оправился и заорал:

— Как это ты нас отправишь отсюда, когда сам не знаешь дороги? Да и мы желаем ехать в другое место, а вовсе не к прежним хозяевам. Мы желаем ехать в пещеры, к свободному племени.