Двенадцать

Гилдер потер глаза. Наверное, предполагается, что он так и сделает, однако разговаривать с Лайлой было все равно, что играть в волейбол со стеной – мяч все равно вернется к тебе, как сильно по нему ни бей. И самой утомительной задачей в таком разговоре было то, что у Гилдера получалось пробиться сквозь странные фантазии этой женщины, эту стену самообмана, только при помощи самой грубой настойчивости. Почему ему не пришло в голову за все эти годы найти в числе прочих экспертов психиатра? Приходилось с ней нянькаться, чтобы не выводить ее из себя, поскольку ее особый талант был бесценен и незаменим. Но когда в ней просыпался ее материнский инстинкт, она становилась практически непробиваема, и Гилдер опасался нанести вред ее хрупкой психике.

У Лайлы был особый дар. Из всех, попробовавших крови, лишь ей была дарована способность повелевать Зараженными.

Не просто повелевать. В присутствии Лайлы они становились домашними животными, покорными и даже способными на чувства. Это чувство было взаимным. Как только она оказывалась в пределах пары сотен метров от места кормления, то превращалась в мурлычущую кошку с выводком котят. Гилдер был не в состоянии сам добиться такого, хотя, Господь свидетель, он пытался. В первые дни он был просто одержим этим. Раз за разом он облачался в защиту и шел в загон, думая, что сможет найти нужный трюк с состоянием ума, языком тела, мягкими интонациями голоса, и тогда они падут перед ним на колени, как перед ней, как собаки, ждущие, что их за ухом почешут. Они терпели его присутствие секунды три, а потом кто-нибудь из них подбрасывал его в воздух. Его не воспринимали как еду, скорее как игрушку, размером с человека. Гилдер летал туда-сюда, а потом кто-нибудь включал свет, чтобы вытащить его из загона.

Конечно, он уже давно перестал пытаться. Зрелище того, как Хороса Гилдера, Председателя Хоумленда, перекидывают туда-сюда, будто мячик на пляже, не способствовало тому, чтобы его подчиненные были уверены в нем. Никто из медиков так и не смог ему объяснить, чем в данном случае отличается Лайла. Ее тимус работал быстрее, кровь ей требовалась каждые семь дней, и глаза у нее выглядели иначе, в них не было кровавого оттенка, как у остальных. Однако у нее была чувствительность к свету, и, насколько мог судить Суреш, вирус в ее крови был тот же самый. В конце концов он лишь развел руками, списав ее способности на тот очевидный факт, что Лайла – женщина. Единственная среди них женщина, как того и хотел Гилдер.

Может, в этом все дело, сказал Суреш. Может, они просто считают ее своей матерью.

Гилдер вдруг понял, что Уилкс смотрит на него. О чем они говорили? О Лайле? Нет, о Техасе. Но Уилкс хотел сказать ему что-то еще.

– Что приводит нас к следующему.

И Уилкс рассказал ему про взрыв на рынке.

Блин! Блин, блин, блин!

– Понимаю, понимаю, – сказал Уилкс, качая головой, в своем собственном, уилксовском стиле. – Не самый лучший оборот дела.

– Он один человек. Один!

Лицо Гилдера, все его тело затрясло от праведного гнева. Снова пушечная отрыжка. Он желал мщения. Он желал, чтобы все наладилось, черт побери. Хотел, чтобы голова этого Серджо, кто бы он ни был, красовалась на колу

.

– Люди над этим работают. Служба ЧР всех расспрашивает, мы предложили двойной паек всякому, кто даст нам наводку. Но не всех там, внизу, это воодушевило.

– Пусть мне кто-нибудь объяснит, как ему удается шляться по всему плоскоземью, как по бульвару? У нас что, патрулей нет? Нет пропускных пунктов? Пусть кто-нибудь прольет свет на эти мелкие подробности.

– У нас на этот счет есть теория. Улики указывают на классическую сетевую организацию. С небольшими ячейками, действующими в рамках общего плана.

– Я хорошо знаю, Фред, что такое террористические ячейки.

Глава администрации смущенно развел руками.

– Я просто хочу сказать, что, возможно, решение не в том, чтобы найти конкретного человека. Суть в идее Серджо, а не в конкретном Серджо, мы должны бороться с ней. Если ты меня понимаешь.

Гилдер все понимал, и это его не радовало. Он уже таким занимался прежде в Ираке, Афганистане, потом в Саудовской Аравии после переворота. Отрубаешь голову, но тело не умирает, оно просто отращивает другую голову. Единственной действенной стратегией в таких случаях является психологическое воздействие. Убить тело недостаточно. Ты должен убить дух.

– Сколько у нас человек в исправительном центре?