Двенадцать детей Парижа

Передние скамьи занимали члены милицейских отрядов: их было несколько десятков. За ними у алтаря преклонил колено Доминик Ле Телье – он был босиком. Вместе с ним молились видные «пилигримы», в том числе капитаны милиции Томас Крюс и Бернар Гарнье. Они посвящали совершенные в этот день зверства Богу, который их на это благословил. Головы капитанов украшали венки из цветов. Нарукавные повязки из красных и белых лент символизировали их девиз: «Один хлеб, одно тело». Окровавленное оружие было сложено у их ног на каменных плитах пола. «Пилигримы» постились весь день, потом исповедались и получили отпущение грехов. Они очистились. Получили святое причастие, которое так ненавидят протестанты. А теперь, с еще большим, чем обычно, благоговением, готовились к службе.

Можно было подумать, что они только что вновь завоевали Иерусалим. Малыш Кристьен не чувствовал ни благоговения, ни очищения, только зависть – ему хотелось быть с ними. Он давно отирался возле братства и даже сумел попасть на несколько их знаменитых банкетов, но официально не принадлежал к «Пилигримам святого Иакова», хотя и любил убеждать доверчивых слушателей в обратном. Он не мог похвастаться положением в обществе, которое требовалось для вступления в братство, хотя это положение определялось просто богатством – большинство братьев занимались тем, что потрошили бессловесных животных. Как и многие другие, они использовали способности Пикара, без какого-либо уважения или вознаграждения, причитавшихся ему по праву. Но теперь все должно было измениться к лучшему.

Малыш Кристьен сыграл свою роль – главную роль – в заговоре вокруг д’Обре, проявив необыкновенную предусмотрительность, смекалку, смелость и абсолютную преданность. Его хозяевам не пришлось пачкать руки или опасаться королевского гнева. Они понимали, что если на дыбе Кристьен назовет их имена, вместе с именами сотен других, преступления которых были еще отвратительнее, это будут всего лишь слова Малыша Кристьена, дворцового сводника, который устраивал развлечения, публичные и частные. Однако в этом-то и заключалась его ценность: все поверят его воплям, но никто не осмелится их услышать. Но больше он не будет сводником. Замысел был исполнен идеально – Пикар считал его своей лучшей пьесой, – и оставалось лишь сорвать аплодисменты, когда в ворота Парижа въехал Матиас Тангейзер.

Кристьен был виноват в этом не больше, чем в нелепой резне, поглотившей город и сделавшей их заговор ненужным – по крайней мере, так ему казалось. Последнее обстоятельство его хозяева считали удачным. Их фанатичная приверженность традиционным ценностям получила поддержку Бога и короля. Пикар был недоволен, поскольку в награду ему обещали собственность и активы семьи д’Обре. Его расстраивал тот факт, что они существенно, хотя и не катастрофически, пострадали от этого животного, Гриманда, во время уже ставшего ненужным нападения. Хотя грабеж и мародерство составляли основу плана и выгода Кристьена все равно будет не меньше ожидаемой.

Теперь ему уже не придется прислуживать сильным мира сего. Он станет состоятельным человеком, богатым парижским коммерсантом с деньгами в банке и долей в ювелирной мастерской в Голландии. Место за банкетным столом «пилигримов» ему гарантировано, причем не как торговцу потрохами, а как продавцу предметов роскоши. Сегодня Марсель Ле Телье намекнул, что ему может достаться один из низших дворянских титулов, освободившихся в результате резни. В это Кристьен не верил – Марсель наверняка прибережет титул для кого-нибудь из родственников. Но Пикар не был жаден: он видел, до чего может довести жадность, по крайней мере тех, кто занимает низкое положение.

Тангейзер поставил весь план под угрозу. Последние тридцать часов, после того как Бонифаций, тяжело дыша, ввалился в его кабинет в Лувре, были самыми неудачными за всю карьеру Малыша Кристьена. Хуже тех, что последовали за первым и единственным представлением его пьесы. Первоначальный план Ле Телье предполагал, что в Париж пригласят не только Карлу, но и Матиаса, но когда Кристьен привез в Париж даму без мужа, Марсель выказал столько удовольствия, сколько позволила ему его скрытная натура.

– Половина наших проблем решена, – сказал он. – У нас нет никакого желания связываться с орденом, убивая одного из их братьев. Отсутствие шевалье освобождает нас и от необходимости выманить его из дома в нужную нам ночь.

Появление Тангейзера повергло Кристьена в панику. Поначалу казалось, что рыцарь не сможет вовремя найти жену – Бонифаций был уверен, что Матиас не знает, где Карла. Когда же госпитальер вошел в Лувр в сопровождении Арнольда де Торси, начались настоящие неприятности. Самым опасным поворотом событий стало освобождение рыцаря из тюрьмы, но о конфликте с Арнольдом не могло быть и речи.