Двенадцать детей Парижа

– Ты знаешь, что жир не особенно кровоточит? Я могу вырезать из тебя пару стоунов, и пройдет еще неделя, прежде чем тебя прикончит заражение крови. К жиру я добавлю язык и пальцы, а то тебе очень захочется назвать мое имя.

– Ваше имя уже известно в городе. Можете резать, если это доставит вам удовольствие, в чем я почти не сомневаюсь. Я отвечу на ваши вопросы, и вы узнаете то, что хотите, но не то, что вам нужно. Вы не знаете, что спрашивать.

– Я встречал людей, способных презирать боль. Ты не из таких.

Матиас поднялся и вытащил кинжал.

Поль вскинул окровавленные руки:

– Подождите! Мы оба знаем легенду о рыцаре, который играл в шахматы со смертью. Ладно, у меня ставка – моя жизнь, но у вас – жизнь Карлы. На этой стадии игры вы не можете позволить себе неверный ход.

Иоаннит по-прежнему стоял. Он кивнул Папе, чтобы тот продолжал.

– Это дело дурно пахло с самого начала… – вздохнул тот.

– Когда Кристьен тебя нанял?

Владелец таверны заморгал, словно лишился фигуры:

– Сегодня днем.

– Нет, когда он нанял тебя для убийств в особняке д’Обре? Это ведь ты организовал там резню, да?

– Неделю назад. Кристьен подробно объяснил, что им нужно, но не сказал зачем. Возможно, этот прихлебатель и сам не знал. Но я все понял.

– Поджечь фитиль. Развязать войну.

Полю пришлось снова сменить тактику.

– Да, – подтвердил он. – Очень хорошо. Естественно, я соблазнился. На войне можно отлично заработать, особенно если ты один из немногих, кто знает о ее приближении. Чтобы проверить их решимость, я заломил высокую цену. Они не торговались. После этого я не мог пойти на попятную, иначе они перестали бы мне доверять. Это не обычные преступники, хотя я не могу сказать, кто они такие. Признаюсь, мои источники в Лувре довольно ограничены – я питаюсь лишь слухами. И ополченцы – не мои клиенты.

– «Пилигримы». Марсель Ле Телье, – объяснил ему Матиас.

Поль проникся к нему еще большим уважением:

– Я это подозревал. Многие хотели бы увидеть падение Цезаря.

– Он падет. Но ты плохо играешь. Ты еще не сообщил мне ничего ценного.

– Я могу рассказать, где и как вы можете спрятаться вместе с женой. А когда этот мятеж закончится, а Ле Телье будет уничтожен, я смогу успокоить бурные воды, смогу вывести вас из Парижа. Более того, со мной вы можете разбогатеть.

Тангейзер воткнул кинжал в жирный бок Поля. Ощущение было странным. Толстяк взвизгнул. Госпитальер углубил кинжал по самую рукоятку и оставил в ране. До жизненно важных органов оставалось не меньше фута. Рыцарь сел и, глядя на свою дрожащую жертву, стал размышлять о том, что сообщил посыльный. Кто такой Гриманд? И почему за ним нужно было следить?

– Ты отправил Гриманда в церковь на помощь убийцам, – сказал он Папе Полю.

– Нет, он пошел предупредить вас о засаде.

– Почему?

– Потому что он такой же безумец, как вы.

Матиас снова встал.

– Гриманд влюблен в вашу жену, – добавил хозяин таверны.

Когда до иоаннита дошел смысл этих слов, он вдруг понял, что это была первая за весь день новость, которая его не удивила. Карла была беременна, а кроме того, она не была кокеткой и даже презирала все эти женские штучки, но Тангейзер лучше других знал, что ее обаяние исходит из самых глуби души, которые невозможно измерить. Бандит Гриманд пощадил ее, а она приручила этого льва и отправила его на поиски мужа. Жизнь Гриманду это не спасет, но рыцарь почувствовал к этому человеку определенную симпатию. Он знал, какую любовь способна воспламенить его жена, хотя сам оказался недостоин ее.

– Но ты нанял Гриманда для убийства, – вернулся он к допросу Поля.

– Его имя назвал Кристьен. Дело должно было привлечь внимание, но Кристьен сказал, что Инфанту все равно, и оказался прав. Бандит так и не понял, что развязывает войну, а если бы и понял, то был бы только рад.

– Он фанатик?

– Только в своей собственной вере, суть которой – разрушение, хотя никакой другой он и не знает.

– Значит, Карла в руках Гриманда. Где?

– Во Дворах, на холме у ворот Сен-Дени. Он называет это место Кокейном. Сами вы его не найдете, и я тоже – там заблудится и Тесей. А времени у Карлы остается все меньше.

Тангейзер выдернул кинжал. Поль всхлипнул. Он почти капитулировал, но все еще не мог расстаться с мыслью, что все происходящее – это игра.

– Менестрель был самым безобидным человеком в этой комнате, – сказал госпитальер. – Когда я убил его, все присутствующие поняли, что тоже умрут. Большинство, несмотря на то что их судьба была предрешена, предпочли умереть, а не сражаться. Но даже те, кто сопротивлялся, знали, чем все закончится. Все, кроме тебя. Не потому, что ты боец, а потому, что тщеславие заставляет тебя считать, что ты нужен миру. Но миру никто не нужен. Ни Карла. Ни я. Вот так.

Иоаннит второй раз вонзил кинжал в складки жира на животе Поля. Тот заскулил.

– За то, что ты подослал убийц к моей жене.

Он нанес еще один удар.

– За то, что подослал убийц ко мне.

Затем Матиас провел кинжалом по подошве сапога, чтобы на лезвии осталась грязь, и ударил в четвертый раз. Его жертва снова всхлипнула и задрожала еще сильнее.