Улица начала подниматься на холм. Уклон был невелик, но Жоко воспользовался предлогом, чтобы замедлить шаг. Тангейзер ткнул пикой в темное пятно, расплывавшееся на его рубашке. Улица сузилась. Из таверны в нескольких шагах впереди Фроже вышли трое мужчин, загородив проход. Они повернулись к странной процессии, и один из них рассмеялся. Потом они увидели Матиаса, голого по пояс и обвешанного оружием. Мужчины уже изрядно выпили, но агрессии в них не чувствовалось. Госпитальер приставил острие пики к спине Фроже.
– Добрый вечер, парни. Сержант заплатит золотой экю любому, кто отведет нас в Кокейн, – сказал он незнакомцам. – Добровольцы есть?
Двое посмотрели на третьего, который вытер рот рукой.
– Мы не знаем дороги, – ответил этот человек.
– Честный ответ. Вы не вернетесь в таверну, пока мы пройдем? – Тангейзер не хотел оставлять эту троицу у себя за спиной. Он подтолкнул Фроже. – Сержант купит вам кувшин вина. Большой.
Фроже порылся здоровой рукой в кармане, вытащил две монетки и протянул их третьему мужчине. Все трое вернулись в таверну. Мальтийский рыцарь приказал Грегуару охранять тыл и двинулся дальше. Они пересекли еще одну улицу, и склон холма стал круче. Пройдя немного на восток, все четверо свернули на север, в такой узкий переулок, что в нем не разошлись бы два человека. Зловоние усилилось. Это и были Дворы.
– Жоко, – сказал Фроже, – держись за мой пояс сзади.
Молодой человек так и сделал, и они продолжили подъем. Переулок повернул на восток, а затем снова на север. Следующий мушкетный залп запаздывал. Неужели столкновение закончилось? Тангейзер начинал терять терпение. Нужно попасть в Кокейн до того, как милиция уйдет оттуда. Жоко остановился и застонал. Госпитальер ткнул его острием в спину, но, услышав крик, понял, что с этим его спутником все кончено. Спонтон вдруг потяжелел – это Фроже повернулся и толкнул Жоко назад. Отчаяние придало сержанту сил.
Острие пики вонзилось между ребрами парня, и Матиас попытался отдернуть ее, но Жоко уже падал со склона, откинув голову назад. Противовес спонтона уперся в землю, и острие пробило молодому человеку легкое.
Тангейзер отступил, освобождая место для падающего тела, поднял арбалет и выстрелил в темный силуэт сержанта, метнувшийся в сторону. Фроже вскрикнул – в его голосе слышалось отчаяние – и упал. Иоаннит выдернул спонтон из Жоко, который зашелся в кашле, переступил через него и махнул Грегуару, чтобы тот поднес фонарь.
Фроже, скрючившись, лежал на боку и скулил. Стрела попала ему в поясницу. Рыцарь пикой перевернул его на спину. Наконечник торчал из живота сержанта дюймов на восемь. Тангейзер прислонил спонтон и арбалет к стене глиняной хибары. Сержант упал у самого поворота в переулок. Он тоже стал жертвой нетерпения. Еще четыре фута, и ему удалось бы сбежать. Матиас наступил на него и поднял упавшую шапку. Обернув ею окровавленный наконечник, он выдернул стрелу из внутренностей раненого. Тот вскрикнул, а госпитальер расстегнул и снял его ремень.
– Грегуар, где твой цербер? – позвал он своего лакея.
Мальчик поднял лампу и указал на пса, который стоял, навострив уши, и прислушивался к влажным хрипам Жоко, словно ждал, когда можно будет слизать кровь с его подбородка.
– Сделай ему поводок, – велел рыцарь.
Он протянул Грегуару ремень, расправил жестяное оперение стрелы и, сочтя его пригодным, натянул тетиву и зарядил арбалет, после чего снова посмотрел на Фроже:
– Думал, я убью тебя на глазах сорока «пилигримов»?
На искаженном болью лице молодого человека проступило сожаление.
– Я не верил, что вы меня пощадите, – объяснил он. – Ваши дети…
– Что Марсель с ними сделает?
– Не знаю. Наверное, ничего.
– Ты сказал Марселю, что они мне дороги?
– Я сказал, что вы их любите.
– И как он отреагировал?
– Сказал: «Хорошо».
Как там Гриманд говорил Полю? «Сидит на навозной куче ненависти».
Ненависть не к Карле. Не к Орланду. И даже не к гугенотам.
К нему, Матиасу, человеку, который любит детей.
Тангейзер взял спонтон и оглянулся на Грегуара:
– Посмотрим, сумеет ли Люцифер отвести нас в ад.
Он переступил через бледного и дрожащего Фроже.
– Ваша светлость, не оставляйте меня здесь! – взмолился тот. – Через десять минут меня разденут!
– Ты жил как свинья. И умрешь как свинья, – отозвался госпитальер.
Переулок расширился и у самой вершины холма разделился на четыре прохода. Стрельба смолкла, но сквозь привычное зловоние Тангейзер наконец уловил запах дыма. В глубине двух проходов он скорее почувствовал, чем увидел знаменитые Дворы. В темноте мерцали редкие огоньки. Многие дома были без окон. Стояла необычная тишина – наверное, это был всеобщий испуг после сражения. Мальтийский рыцарь чувствовал – вернее, даже не сомневался, – что за ними наблюдают. Ружей тут мало или вообще нет, но есть стрелы, камни и черепица. Свет делал их с мальчиком удобной мишенью.
– Грегуар, дай мне фонарь, – потребовал Матиас. – И иди вперед. Будем надеяться, это те негодяи, которые поджигали своих собак.