Двенадцать детей Парижа

И вдруг внутри у него все похолодело от страха.

А если он не умрет?

Если ему не суждена смерть от огня?

Каков будет его суд? А наказание?

Жить? Таким?

Где ты, парень?

Он почувствовал легкие, как прикосновение пера, удары по голове, а затем голос херувима. Звуки, похожие на барабанный бой, грохотали у него в груди. Кто-то взял его ладонь и положил на кость. Гриманд сжал пальцы. Послышался крик, но кость не сдвинулась. Хорошая кость. Храбрая кость. Странный и чудесный мальчик. Инфант Кокейна ослабил хватку. Внутри стало спокойнее. Шаги сделались уверенными.

Когти подняли его еще выше.

В видениях ему являлись разные лики Бога.

Душа Мира. Суд. Огонь. Смерть.

Карла. Ля Росса. Воробышек. Алис. Алис?

Бог не там. Бог здесь.

И Бог – это не Бог.

Тут нет богов. Только Мать Земля. И мы.

Боль поглотила это откровение, залив все вокруг ослепительным белым пламенем. Она испепелила все видения, образы, знания… Все исчезло. Перед гигантом разверзлась чернота. А потом боль вдруг ослабла.

– Я сказал, слушаться и сосредоточиться, – услышал он голос Матиаса.

Гриманд понял, что не чувствовал ничего, кроме ладоней и пяток Ля Россы. Танзер коснулся его ожогов, а потом его железные пальцы стиснули руку Гриманда.

– Мы уже близко, – сказал рыцарь. – Не раскисай. Ты мне нужен. Мне нужен могучий Инфант.

– Инфант крепок, – сказал Гриманд. – Веди меня.

– Отвага и хитрость, – повторил госпитальер. – Отбрось внутренние видения и сосредоточься на внешних.

Гигант попытался моргнуть. Белое пламя вновь встряхнуло его. Он кивнул.

– Эстель, Грегуар, – сказал Танзер детям, – вы молодцы.

– Ампаро тоже, – прибавила девочка.

– Да, Ампаро тоже.

Тьма вернулась, и Гриманд ухватился за нее. Золотистые огоньки вспыхивали, как падающие звезды, и он не мешал им падать. Он шел дальше. Твердо. Отвага и хитрость. Танзер? Танзер. Да, Ля Росса была права. Звук его имени режет до кости, как и сам этот человек. Король Кокейна оперся на плечо Грегуара. Мальчик остановился, и его слепой спутник тоже: они не столкнулись. Видения внутри. Видения снаружи. Да. Снаружи Гриманд чувствовал, что их предводитель оттаскивает убитых с безразличием человека, проделывавшего это бессчетное число раз. Кровь этого шевалье холоднее, чем у любого, о ком приходилось слышать Инфанту, но, тем не менее, им движет безграничная страсть. И осознание этого не было появившимся внутри видением. Танзер ищет Карлу. Он нашел их ребенка. Нашел свою дочь в самом невероятном месте, где ни один человек не отважился бы искать. Матиас поставит на карту все, даже жену и ребенка, чтобы они, все трое, вновь соединились, в жизни или в смерти. И это, по крайней мере, не казалось странным. Совсем. Это было правильно. Естественно.

И чудесно.

Нет. Вернее, да. И в то же время нет.

Гриманд поднял руку и ткнул пальцем туда, где когда-то был его левый глаз. Палец пронзил череп, словно раскаленный прут. Великан подавил крик, рвавшийся из горла, и превратил его в долгий стон. Он жив. Он снаружи. Он нужен. Они идут дальше. Он послужит Карле. Он послужит сестрам, сидящим у него на плечах. Он в жизни никому не служил и скорее перерезал бы себе горло, чем согласился на это. И тем не менее он послужит Танзеру. Нет. Человек среди людей имеет право на собственное имя.

Гриманд, король Кокейна, послужит Матиасу Тангейзеру.

Но зачем мальтийскому рыцарю его услуги? Теперь Гриманд – словно горсть камней в его башмаках. Ля Росса может сама нести девчушку в пять раз быстрее. Нет. Нельзя погружаться в себя. Король воров снова ткнул себя в пустую глазницу. Мозг его захлестнуло пламя, и он опять застонал. Он шел дальше. Он стонал и шел, не зная, что еще может сделать.

Запах навоза, который десятилетиями стекал из кишок скота, предчувствовавшего близкую смерть, пробился сквозь жидкий уголь, стекавший в нос Гриманда.

– Эй! Вы! Валите отсюда! Или я позову охрану! – услышал он чьи-то крики.

Инфант повернулся на голос, и человек, пытавшийся их прогнать, охнул от ужаса:

– Силы небесные!

Больше он не издал ни звука – лишь его труп шлепнулся в навоз.

Тангейзер заплатил ему сталью, а не медью.

– Жди здесь. Только тихо, – велел он своему слепому спутнику.

И Гриманд ждал. Он чувствовал, что терпение его бесконечно. Алис сказала, что торопиться некуда, и она была права. Его мать видела приближающийся конец и предпочла провести последние мгновения в любви, а не в страхе. Отличная сделка. Сможет ли он сделать то же самое? Инфант удивился, что нашел в себе столько любви, чтобы раздавать ее. Где она пряталась все эти годы? Где он ее прятал? Изнутри поднималась печаль. Ему снова захотелось плакать, и он был рад, что у него нет глаз. Надо было слушаться. Сосредоточиться. У него есть еще не растраченная ярость. С этим у него никогда не было проблем. Но осталось мало времени и для того, и для другого. Эту сделку не так-то легко заключить.

Наконец Гриманд снова почувствовал руку Тангейзера.

– Гарнье только что вышел из дома с четырьмя своими людьми. Дверь охраняет сержант, – рассказал тот.

– Что дальше? – с готовностью спросил Младенец.