Двенадцать детей Парижа

Он почувствовал испытующий взгляд Паре. Престиж, который ему с таким трудом удалось заработать в глазах старого хирурга, таял под этим взглядом. Госпитальер смущенно кашлянул.

– Его братья вызвали меня на дуэль, – пояснил он с мрачным видом. – Это было глупо, и я сожалею, что поддался на их насмешки. Это не имело никакого отношения к религиозным различиям, по крайней мере с моей стороны.

– Да, – подтвердил Юсти. – Он убил бы любого.

– Знай я, что вы поляки, то, возможно, был бы к вам более снисходительным, – вздохнул иоаннит.

– Почему? Вы нас презираете?

– Нет, потому что люди с севера должны держаться вместе.

– Значит, мы будем вместе.

– Твои желания не играют никакой роли.

– Зато, надеюсь, мои играют, – вступил в разговор Паре. – Полагаю, моего авторитета достаточно для защиты пациента, пока я рядом. Но Юсти я защитить не смогу.

Тангейзер хотел возразить, что это дело Стефано, но не успел.

– Я не смог защитить Колиньи, – продолжил Амбруаз. – И видел слишком много убийств. Мне жаль.

Матиас поклонился. Хирург был прав. Если в Юсти узнают лютеранина, его присутствие поставит под угрозу жизнь Орланду. Нужно взять парня с собой.

– Господин Паре, я у вас в долгу, – сказал Матиас врачу.

– А я благодарю вас за то, что вы защитили Колиньи, – ответил тот.

– Месье? – не понял его рыцарь.

– Я видел вас из окна, – пояснил медик. – Вы остановили осквернение его тела.

– Со старым солдатом нельзя так обращаться, – пожал плечами Тангейзер. – Это значит, что у нашего мира нет достойного будущего.

– Единственное достойное будущее – воссоединение с Господом.

Матиас увидел, что свет на улице изменился – от индиго до бледно-фиолетового.

– Сегодня я рассчитываю воссоединиться с женой, – сказал он. – И прошу оказать мне еще одну, очень важную для меня услугу. Вы можете порекомендовать самую лучшую повитуху?

– Ваша жена ждет ребенка? – спросил Амбруаз. – Скоро?

– Да, хотя я не могу точно сказать когда.

– Тогда я рекомендую привести ее ко мне, и чем раньше, тем лучше.

– Вы примете роды?

– Это как раз тема моей следующей книги. Я умею то, чего не умеет ни одна повитуха.

– Вы просто сняли камень у меня с души.

– Вы знаете, что жена Колиньи тоже была в положении? Он хотел вместе с ней до родов покинуть Париж. Но…

Тангейзер не был уверен, что ему понравилось это сравнение. Оно было похоже на дурной знак. Но, решив не обращать внимания на предрассудки, он спросил адрес Паре, жившего на левом берегу Сены, и вышел.

Матиас спускался по лестнице мимо гвардейцев Коссана. Ноги скользили по загустевшей крови. Амбруаз Паре согласился принять ребенка Карлы! О лучшей награде нельзя было и мечтать. Хирург настолько сведущ в этом искусстве, что написал книгу. Книгу. Кто в мире еще способен на такое? Кому в голову могла прийти подобная мысль? Иоаннита потрясал сам факт, что сведениями о родах можно заполнить целую книгу. А Паре знает о родах все. Может, в этом и состоял тайный смысл безрассудного путешествия Карлы в Париж? Дурные предзнаменования сменились благоприятными, и Тангейзеру стало легче. Он решил, что должен сохранять оптимизм.

Во дворе он разыскал ждавшего его Стефано. Утренняя заря освещала Рю-де-Бетизи и запекшуюся кровь, собиравшуюся в сточных канавах, камни мостовой из черных прямо на глазах становились красно-коричневыми. Матиас подозвал капрала и объяснил, что от него требуется. Гвардеец поджал губы и, не высказывая недовольства, поклонился.

– Протяни руку, – сказал ему рыцарь.

Стефано не требовалось повторять дважды. Как только Тангейзер опустил на его широкую ладонь двойной пистоль, выражение почтительности вернулось на лицо капрала.

– Приходилось когда-нибудь держать такое в руках? – усмехнулся госпитальер.

– Сударь, я даже не знаю, что это! – Гвардеец взвесил монету в руке. – Но вес приятный.

– Это пол-унции испанского золота. Двадцать два карата. Будь оно еще чище, то просто расплавилось бы в руке. Тут четыре сотни солей.

Месячное жалованье. У Стефано отвисла челюсть, но он промолчал.

– Если при нашей следующей встрече Орланду не будет причинено никакого вреда, а ты по-прежнему будешь рядом с ним, то получишь еще две монеты, – пообещал рыцарь. – Если обстоятельства потребуют его куда-то перевезти, езжай с ним. Что бы ни случилось, не оставляй его. Ты достаточно хитер, чтобы истолковать приказ Ломбартса, как того потребует ситуация. Используй для защиты имя Арнольда де Торси. Если вы с Орланду куда-то переместитесь, или случится что-то такое, о чем мне следует знать, оставишь записку для Матиаса Тангейзера в караульном помещении.

– Сударь, я буду ухаживать за ним, как за собственным сыном, – заверил капрал.

Когда Стефано отступил назад и отдал честь, иоаннит заметил, что к ногам трупа Колиньи привязана веревка. С другой стороны тело оканчивалось обрубком шеи. Головы адмирала нигде не было видно. Тангейзер посмотрел на швейцарца.

– Двое сторонников Гиза, – объяснил Стефано. – Голову засыплют солью и отправят в Рим. Торжественная клятва Папе, как они говорят.

– Я не сомневаюсь, что понтифик очень обрадуется.

– Они тоже так говорили.