Двенадцать детей Парижа

Открытые карты лежали на столе в нескольких дюймах от ее лица. Три штуки, выбранные случаем. Сначала Повешенный, причем эта карта была перевернута. На второй, тоже перевернутой, была изображена фигура в красной одежде – Карла не знала, кто это. На третьей был нарисован нищий, без обуви, в разноцветных лохмотьях. В его золотистые волосы были вплетены перья и цветы, а на плече он держал посох, словно не знал, что с ним делать и зачем он нужен. Нищий был молод, и в его черных глазах застыла жалость, как будто его преследовали воспоминания о том, что этот человек видел на долгом пути. Он стоял один, спиной к краю какой-то темно-синей массы – океана, реки или пропасти, – словно он заблудился и ему больше некуда было идти.

Первые две карты представляли собой гравюры на дереве. Карту с нищим нарисовал искусный художник – как и четвертую, которую Алис выбрала с самого начала и поместила над остальными. Итальянка не решалась смотреть на нее: ей очень хотелось это сделать, но она не могла заставить себя поднять глаза.

Теперь ей все же пришлось посмотреть на эту карту. На ней была изображена Смерть – скелет, прикрытый желтой, как цветки крокуса, роскошной мантией, сидел верхом на взвившемся на дыбы черном коне. Вокруг оскаленного черепа, прямо над глазницами, была повязана длинная белая лента, которая развевалась за спиной Смерти, словно шлейф знатной дамы. Над головой Смерть держала громадную черную косу с украшенной золотом рукояткой. Карла никогда не видела такого странного изображения Смерти, яркого и даже веселого. Ее конь с оскаленными зубами, алым языком и демоническим взглядом был под стать всаднику. Он галопом несся к левому краю карты. Под его копытами – на поле из ромашек – лежали затоптанные трупы короля, епископа, а также двух кардиналов, располагавшихся по обе стороны от мертвого Папы, возможно, самого Петра, если судить по гвоздю в его правой ладони.

Действительно хороший художник, подумала Карла, когда схватки утихли и боль отступила.

– Если эти рассуждения тебя утомляют, старуха замолчит, – услышала она голос Алис. – Все уже прочитано.

– Эти рассуждения не только прогоняют усталость, но и вызывают восхищение. Но позвольте спросить: если будущее неизвестно, о чем тогда говорят карты? – поинтересовалась графиня.

– Неважно, что произойдет, – что бы ни произошло, это сама Жизнь, и она пляшет только под свою музыку. Главное то, какое участие мы принимаем в происходящем, и именно это определяет то или иное будущее. Если мы прислушаемся к тому, кем мы были и кто мы есть теперь, наша душа сможет показать нам, кем мы можем стать, и так мы лучше приготовимся к тому, какими станем – или не станем – в будущем.

Карла снова посмотрела на карту с изображением нищего.

– Где вы всему этому научились? – спросила она.

– Женщина не столько училась этому, сколько училась понимать, что она это знает. Конечно, мудрые люди придумывают свои правила, и эти умники, конечно, сказали бы, что она ничего не понимает. Но никто и не обязан ее слушать.

– А как называются эти карты?

Алис назвала все по очереди:

– Предатель. Фокусник. Безумец.

– Почему же вы выбрали Смерть?

– Карта, выбранная намеренно, должна представлять того, кто спрашивает, и его вопрос. Она определяет все и видит, что находится дальше. Не расстраивайся. Мой вопрос не связан ни с тобой, ни с твоим ребенком.

– Но, похоже, эти карты рассказывают довольно мрачную историю. Что они означают?

– Каждая карта всегда говорит о чем-то новом, потому что ее цель – извлечь невидимые образы, прячущиеся в душе того, кто спрашивает, и скрывающиеся в сфере вопроса, чтобы чтец мог поймать их. Как охотничий пес, вспугивающий птиц. И ты права, в каком-то смысле это мрачные дела.

Гадалка ткнула пальцем в три карты, слева направо:

– Старая женщина видит эти картинки насквозь, вдоль и попрек, знает их, как ты знаешь свою скрипку. Но самое простое, самое первое – это увидеть прошлое, настоящее и будущее. Что было? Что есть? Что будет?

Алис взяла карту «Повешенный» и поставила ее вертикально. Мужчина в зеленых панталонах был подвешен за левую лодыжку на грубо сколоченной перекладине, укрепленной на двух столбах. Руки у него были связаны за спиной, а из карманов сыпались золотые монеты. Однако лицо его выражало странное безразличие к собственной судьбе. Казалось, он вот-вот улыбнется.

Старуха заговорила, и в ее голосе звучала горечь:

– Пеликан кормит птенцов собственной кровью. Червяк поедает свой хвост. Голова Предателя качается над бурными водами, в которые погружается его разум, но он этого не знает, потому что отверг разумный совет и лишился разума. Он не любил свою жизнь и никогда не полюбит, даже на пороге смерти. Он предал самого себя, и хотя он отказался от ложного пути, искупил свои грехи и перерезал связывавшие его путы ножом жертвенности, он все равно утонет. Он не видит своих тайных врагов и никогда не потратит их денег.