Двенадцать детей Парижа

– И на нем тебя подстерегает много опасностей, – согласился госпитальер. – Но в твоем возрасте я путешествовал гораздо дальше, причем это была не поездка домой. Вы можете укрыться в какой-нибудь протестантской крепости, как многие твои единоверцы. В Ла-Рошели. Или в Нидерландах. Но каждая из них – костер, готовый вспыхнуть в любую минуту. Англия? Англичане не такие варвары, как все думают. Моим лучшим другом был англичанин, хотя он происходил из северных земель и был живым опровержением моего аргумента. Еще вы оба и Флер можете принять крещение. Хотя зачем присоединяться к церкви, которая предпочла бы вас сжечь?

Дети задумались.

– Мы бы могли отправиться в Польшу, если бы с нами был Грегуар, – заключил Юсти.

– И последнее, – сказал рыцарь. – Если вы останетесь одни и решитесь на долгий путь, оставьте Мышек здесь, с Ирен, и дайте ей двойной пистоль. К тому времени, как сестры проедят эти деньги, она заставит их работать и уже не сможет без них обойтись. Они приучены угождать, и у них все получится. Они справятся.

– Но разве они не с нами? – Поляк вновь не мог скрыть растерянности.

– С нами, – ответил Тангейзер. – Но без меня вы не вместе, а отдельно, и если вы возьмете двойняшек с собой, то погибнете все.

Паскаль убеждать не требовалось. Юсти опустил голову.

– Мышки никогда не будут жить в том мире, в котором живем мы, потому что они видели ужасы, которые не должна видеть ни одна живая душа, даже та, что обречена на вечные муки ада, – объяснил иоаннит. – Их использовали для удовлетворения самых низменных человеческих желаний. Их достоинство согнулось и уже никогда не выпрямится, по крайней мере, по эту сторону от райских врат. Но несмотря на все, они выжили. Несмотря на все, они будут смеяться. Смотрите на мужество Мышек как на дар вам и мне, потому что это храбрость в своей самой чистой форме.

Гугенот задумался. Он не поднимал головы. Наверное, вспоминал, как Мышки тащили труп Тибо в больницу Отель-Дье. Матиас представил себе эту сцену. Мир, в котором такое возможно, действительно безнадежен.

– Да, они самые храбрые. – Юсти посмотрел на госпитальера. – Я принимаю их дар и буду его беречь. И поэтому мне кажется неправильным их бросать.

– Верность – хорошее качество, но если его проявление убивает обладателя, то ценность его сомнительна.

– Как это произошло с моими братьями?

Тангейзера удивил этот пример. Он кивнул. А поскольку Юсти сам поднял печальную тему, рыцарь задал ему вопрос, который напрашивался сам собой:

– Скажи, Доминик Ле Телье каким-то образом провоцировал вас на дуэль?

Его юный подопечный задумался.

– Гвардейцы смеялись над нами, и мы подошли и сказали, чтобы они заткнулись, – стал он вспоминать. – Доминик успокоил их и сказал, что нам нужно разбираться с вами, а не с гвардейцами. Да. Пообещал, что они не будут вмешиваться в поединок чести. Сказал, что не знает, как в Польше, но во Франции ни один благородный человек не спустит такого оскорбления.

Юсти умолк, видимо обдумывая печальный результат, к которому привела гордость его братьев.

Матиас не спрашивал его больше ни о чем. Значит, Доминик пытался подстроить его убийство всего через несколько минут после встречи, а когда ничего не вышло, запер его в тюрьме. Он помешал ему защитить Карлу – как пытался помешать и Кристьен, придумывая причины для задержки, когда иоаннит попросил проводить его к жене. Появление Тангейзера угрожало какому-то плану, который уже начал осуществляться. И все это происходило за несколько часов до приказа короля о массовом убийстве. Среди ужасов кровавого рассвета госпитальер связал произошедшее в особняке д’Обре с резней гугенотов, ошибочно объединив эти события. Но теперь ему казалось, что между ними могло и не быть никакой связи.

Его мысли прервала Паскаль, попытавшаяся рассеять воцарившееся в комнате мрачное настроение.

– Я поеду в Польшу, – объявила она. – Или в Англию. Готова поспорить, там нужны печатники.

– Печатники нужны везде, – подтвердил рыцарь.

– Отец говорил, все зависит от того, что мы печатаем, а делать лживые книги – это хуже, чем убийство. Я никогда не буду печатать неправду, – заявила девочка.

– Да, мы знаем. – Юсти поднял голову.

– Благородный принцип, – согласился Матиас.

Затем он встал. Дети храбрились, но на их лицах проступал страх.

– Обнимите меня и пожелайте удачи. Она мне понадобится, – сказал им госпитальер.

Они обнялись, и Тангейзера захлестнула волна чувств.

Он высвободился и шагнул к двери.

– Вы говорили, что каждый из нас потерял дорогого человека, – сказала Паскаль. – Кого потеряли вы?

Рыцарь остановился. Теперь признание перестало быть для него слабостью. Оно станет цементом, пропитанным кровью и горем, который соединит их. Матиас повернулся к девушке.

– Карлу, мою жену, и нашего ребенка, который должен был вот-вот родиться, – ответил он. – Их убили перед рассветом. Я опоздал – как и к твоему отцу.

– Вы говорили, что должны найти убийц. – Юсти хотел приободрить его, но не мог скрыть своего беспокойства. – Вы за этим идете?