Двенадцать детей Парижа

Роженица снова склонила голову, но ничего не увидела – мешал живот. Тогда она сняла руку со спинки скамьи и ощупала себя. Ее лоно начало раскрываться. Алис и Гриманд подбадривали ее, но она почти не различала их слов. Теперь ей можно было рассчитывать только на себя. Это ее ребенок. И он рассчитывает на нее.

– Я тебя не подведу, – пообещала женщина своему малышу.

Снова начались схватки, и Карла, застонав, начала тужиться. Жжение усилилось. Она снова почувствовала движение ребенка, заставившее раскрываться ее тело. Боль заполнила все ее существо. Итальянка уперлась ногами в покрытый сухим камышом пол. Ноги у нее были достаточно сильными. Она сосредоточилась и напряглась, представляя, как выходит из нее ребенок. С ее губ сорвался стон:

– Я тебя люблю!

Схватки ослабли. Карла встала, наклонившись вперед и тяжело дыша. Жжение было невыносимым. Ей хотелось снова тужиться, но она ждала, стараясь дышать равномерно. Ожидание казалось бесконечным. Гриманд расстелил льняное полотенце на полу между ее ног. Женщина поняла, каких усилий это простое движение стоило бы Алис.

– Я рада, что вы здесь, – сказала она королю воров.

– Это честь для меня, – кивнул тот. – Я раздвину занавески.

Роженица кивнула. Она стояла спиной к окну, но после полумрака, к которому уже привыкли ее глаза, солнце буквально ослепило ее. Графиня закрыла глаза и снова села на корточки. Почувствовав руку Алис, сжавшую ее плечо, она погладила пальцы старухи.

Опять схватки.

Карла тужилась.

Еще.

Еще.

Еще.

Еще.

С каждой схваткой жжение усиливалось, хотя итальянке казалось, что это невозможно. Гриманд опустился перед ней на колени:

– С вашего позволения.

– Да, да.

Он заглянул ей между ног и снял ее руку со спинки скамьи:

– Дотроньтесь. Головка почти прорезалась.

Женщина почувствовала под пальцами влажные волосы. Теплая, твердая головка.

– О Боже!

Радость от прикосновения к ребенку прогнала боль – но лишь на мгновение.

– Еще немного, любовь моя. В следующий раз тужься не слишком сильно, но равномерно, чтобы не было разрывов, – сказала ей Алис.

– Как будто вытаскиваете пробку из бутылки, – добавил гигант.

Схватки усиливались, и Карла тужилась – так, как было приказано. Жжение стало невыносимым.

– Я Огонь, – прошептала итальянка.

Головка ребенка вышла наружу и повернулась, у роженицы вырвался вздох облегчения. Затем вышел остаток вод – Карла и не предполагала, что их еще так много. Отдуваясь, она протянула руку к ребенку.

– Все хорошо? Скажите.

Гриманд присел на корточки и наклонился, не обращая внимания на воды.

– Розовый, как спелый персик, и уже моргает.

Пальцы графини коснулись нежной кожи. Щека. Она всхлипнула, не в силах сдержать радость.

– Еще рано отдыхать, любовь моя. Пару усилий, и все закончится, – подбадривала ее старая хозяйка дома.

– Мне пока не тужиться? – уточнила Карла.

Схватки начались раньше, чем Алис успела ответить. Женщина снова тужилась, закрыв глаза. Жжение продолжало усиливаться, хотя она этого почти не заметила. Ей уже было все равно.

Еще одно, мучительное усилие, и ребенок выскользнул из нее.

На мгновение ее охватило чувство утраты, но затем оно растворилось в волне облегчения, такой мощной, что Карла покачнулась и крепко сжала спинку скамьи, чтобы не упасть. Потом она открыла глаза и посмотрела вниз.

В огромных ладонях Гриманда лежал блестящий, влажный младенец. Мокрая головка повернулась в одну сторону, потом в другую, глаза моргали под пленкой жидкости, бусинки которой покрывали и губы. Ребенок шевелил ручками и ножками, явно наслаждаясь обретенной свободой. Фрагмент разорванной белой пленки, одним концом все еще прикрепленный к пуповине, прикрывал плечи младенца, словно плащ.

– Родился в сорочке, – с гордостью сообщил сын Алис. – Здорово. Это хорошая примета.

Карла почти не слушала. Она отпустила спинку скамьи, и Гриманд протянул ей младенца. Женщина подхватила ребенка под мышки. Ее ладони обхватили теплое тельце, покрытое смазкой, и сердце наполнилось восторгом. Она чувствовала движение хрупкой грудной клетки под своими пальцами – пульс жизни, надежды и отваги. Гриманд убрал пленку. Поддерживая головку ребенка кончиками пальцев, Карла села на пол и подняла ребенка к лицу.

Она была ошеломлена его красотой.

Ее красотой.

Это была девочка.

Сердце женщины наполнилось любовью.

Она прижала дочь к себе, склонилась к ее губам и отсосала остатки жидкости. Девочка заморгала, взмахнула крошечными ручками и посмотрела на мать. Глаза ее были бледными и блестящими, как опал. И Карла поняла, что родила ангела.

– Ампаро, – сказала она тихо.

Новорожденная в ответ тихонько пискнула.

Мать прижалась щекой к щеке дочери и прошептала ей на ухо:

– Ты будешь петь песни.

Почувствовав рядом с собой хозяйку, итальянка повернулась и радостно улыбнулась ей. Она любила эту старую женщину.

– Спасибо, Алис. Я никогда… – Она сглотнула слезы. – Я никогда не забуду.