Двенадцать детей Парижа

Впереди, шагах в двадцати от них, Рю-Сен-Мартен была перегорожена цепью, висевшей на уровне пояса на двух крюках, вбитых в дома на противоположных сторонах. На полпути к цепи стоял часовой, опиравшийся на копье. На руке у него виднелась белая повязка, а к шапке был приколот белый крест. При виде Гриманда у стражника отвисла челюсть. Он прижал копье к груди, как человек, не знающий, что с ним делать, и безуспешно попытался скрыть свой ужас. Король воров поднял правую руку и что-то сказал: Карла не слышала, что именно, но часового эти слова не убедили.

Биго направился к дальнему концу цепи, а Пепин – к ближнему. Стражник посмотрел на одного из них, а потом – на другого, догадываясь об их намерениях, но его взгляд все время возвращался к приближавшейся к нему уродливой фигуре. Опустить копье он не осмеливался, а бежать было уже поздно. Король воров одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние, ударил часового в живот, вырвал из его рук копье и отбросил в сторону. Потом он швырнул задыхающегося человека на колени и схватил цепь, которую уже сняли с крюков его подручные.

Антуанетта приподняла голову над краем тележки, и Карла обняла девочку, заставив ее уткнуться лицом в свою юбку. Но сама она не отвела взгляд. Ей нужно было узнать о человеке, во власти которого она оказалась, все, что только можно.

Гриманд обмотал цепь вокруг шеи часового, отступил и махнул рукой. Биго и Пепин потянули цепь в разные стороны, налегая всем телом, словно состязались в силе. Цепь натянулась, подняв солдата с колен и раздавив ему горло. Едва шевельнув руками, он обмяк, похожий на вывешенное на просушку белье. Его неспособность сопротивляться молодые люди, похоже, восприняли как собственную неудачу и, пыхтя и отдуваясь, удвоили усилия. Голова часового склонилась набок, шапка упала на землю, но сам он даже не пошевелился.

Карла ничего не чувствовала. Она утратила способность к жалости.

Великан обхватил лицо стражника ладонью, поднял и заглянул ему в глаза. Затем он отпустил несчастного, взял цепь и махнул помощникам, которые перестали тянуть и бросили ее концы на землю. Их главарь размотал железную петлю, позволив телу часового упасть, подобрал его шапку и копье и вернулся к тележке. Биго и Пепин схватили труп за ноги и оттащили в сторону.

– Разденьте его, если одежда приличная и он не обделался, а потом бросьте вон в ту канаву. А когда вернетесь, не забудьте повесить цепь назад, – приказал Гриманд.

Он положил копье в тележку, с трудом устроив острый наконечник среди багажа таким образом, чтобы об него не поранились пассажиры. Потом король воров внимательно осмотрел шапку часового изнутри, словно искал там вшей. Ничего не обнаружив, он поднял взгляд на Карлу:

– Этот солдат умер мгновенно. Быстрее, чем на виселице.

– Должно быть, это облегчает груз на вашей совести, – отозвалась итальянка.

Бандит рассмеялся хрипло и заразительно, так что Карла и сама не удержалась от улыбки.

– Кто этот ваш пропавший муж? – сменил главный грабитель тему. – Если он не очень богат, то должен быть чрезвычайно галантным, раз добился вас.

– Не уверена, что Матиаса можно назвать галантным, хотя по природе своей он самый галантный мужчина из всех, кого я встречала, – ответила графиня. – Он стремится разбогатеть, но не считает богатство мерилом достоинств мужчины, женщины или ребенка. Я видела, как он бросал в огонь все, что у него есть, без колебаний и сожалений, чтобы спасти друга. В душе он игрок, и жизнь для него – игра и ставка одновременно.

Обнаружив, что ее голос дрожит, Карла умолкла.

– Значит, вы достойны друг друга, – резюмировал ее спутник.

– Я не знаю, почему Матиас не вернулся домой. Я даже не знаю, жив ли он.

– Вы были тем другом, ради которого он бросил в огонь все.

– По крайней мере, ту игру Матиас выиграл.

Женщина заплакала.

Она опустила голову и прикрыла глаза ладонью. Нужно было сдержать слезы, ведь они – признак слабости, а ей необходимо быть сильной. Но Карла ничего не могла с собой поделать. Тоска по Матиасу разрывала ее сердце. Она больше не чувствовала его рядом с собой. Связь их душ прервалась. Осталось полное одиночество.

Ей было знакомо и это чувство. На самом деле оно никогда полностью не оставляло итальянку. Оно было главным в ее детстве и ранней юности. Единственными друзьями Карлы были музыка, пустынные берега Мальты и море. Позже, в ссылке, – Ампаро и снова музыка, а потом Матиас и ее сын Орланду, которого она потеряла и в каком-то смысле так и не обрела вновь, а теперь потеряла снова. Внутри у нее лежал ребенок, отгороженный от внешнего мира мышцами ее тела, так и не расслабившимися после недавних схваток. Графиня ощущала, как его головка опускается, растягивая ей связки и раздвигая кости таза, но не чувствовала его так, как в последние несколько месяцев. Только теперь она поняла, какими глубокими и удивительными были эти отношения матери и будущего малыша и как она ценит их сейчас, когда они уже остались в прошлом.