Двенадцать дней Дэша и Лили

Я вздохнула, и в холодном воздухе вагона образовалось облачко пара. Холодная зима наконец-то пришла, но какая-то неприятная. Стылая, промозглая, из-за которой пассажиры в едва отапливаемом вагоне кутаются в длинные пальто, туго обматывают головы и шеи шарфами и потирают руки в перчатках, а поезд еле тащится из-за проблем с железнодорожными сигналами. Все молчат, стуча зубами и зябко дрожа.

В сердце ощущался тот же холод, что и в воздухе. Я выглянула в окно. Полуденное солнце ярко сияло, словно говоря: «Я повелитель света, такой большой и всесильный, что при желании не буду источать ни капли тепла! И из вредности не дам пробиться в эту холодрыгу ни единой снежинке. Так кто у нас тут владыка зимы? Я владыка зимы, вот кто. Выкусите, людишки северо-востока Атлантики!»

Мне хотелось плакать. Но, боюсь, слезы сосульками замерзнут на лице. Дэш прав. Я действительно все неправильно поняла. Я совершенно не могу его прочитать и даже не могу убедительно с ним расстаться, потому что я – бестолковая невротичка, которая слишком сильно любит его и не в силах настоять на том, чтобы он отпустил меня ради нашего обоюдного блага.

Поезд остановился. Сначала я подумала, что мне это привиделось, поэтому сняла очки, протерла их салфеткой и надела снова. Нет, знак на станции «Метро-Норт» и правда гласил: «Плезантвиль»[20]. Ничего себе местечко! Если оно такое приятное, то почему тогда на поезд садится целая армия шумных, злобных и пьяных Санта Клаусов? Причем удивительно разнообразных: мужчины и женщины; молодые и старые; толстые и тощие; облаченные в полные костюмы при белых бородах и почти обнаженные Санта-стриптизеры. А за ними – и это настораживало еще больше – следовала группка распевателей гимнов, перебрасывающаяся фляжкой со спиртным и поющая песенку, которая ну никак не соответствовала эпохе викторианских костюмов певцов.

Детишки горько плачут,Олени пудрят мозг –

Никто не знает почему.И Санта отморозил нос.

Хватит уже этой песни! Она хуже, чем «Элвииин!». Такая неуважительная. И такая приставучая!

Из-за толпы вынырнул проводник поезда и возвестил:

– Следующая остановка – «Чаппакуа»! – Рассаживающиеся пассажиры не обратили на него никакого внимания, и он повысил голос: – Любой, полагающий, что этот поезд направляется в Манхэттен, ошибается. Нужный ему поезд отходит с противоположной платформы. – Никто не вышел. Проводник попробовал еще раз: – Этот поезд не

идет в Манхэттен. Если вам не за город, сойдите! Поезд идет до «Вассаика»!

Санты и воспеватели заняли места.

– Черт, – ругнулся проводник и покинул вагон.

Рядом со мной уселся распеватель гимнов в летах, облаченный в костюм викторианской эпохи, в цилиндре.

– Счастливого Рождества, милая! – пожелал он мне, приподняв шляпу. – Я – Вассэл из Вассаика. – От него пахло теннесси-виски «Джек Дэниэлс» (но не из роскошной лимитированной коллекции «Синатра Сенчери»).

Я не знала, прикололся ли он надо мной, назвавшись таким именем, но добиваться правдивого ответа у пьяного мужчины не стала – то еще удовольствие. И хотя проводник ясно объяснил, куда направляется поезд, я тоже решила внести свою лепту. Не настолько же я потерялась, чтобы не осознавать, какой сегодня день. Пытаясь помочь, я сказала Славе из Вассаика:

– Если вы едете на Санта-кон[21], то вам нужно пересесть на поезд, идущий в Манхэттен. Он на противоположной платформе.

Мой сосед по вагону фыркнул.

– Пару часов назад мы ехали на Центральный вокзал. Нас выставили из вагона в Маунт-Киско[22].

– Но это же «Плезантвиль».

– Ну да. Мы все еще хотели добраться до города и по пути немного прошлись по барам. Однако небольшая стычка между Сантами и воспевателями – к сожалению, разборок в этом году не счесть, – и главнокомандующий нашего вассаикского отряда решил, что лучше вообще отказаться от миссии.

– Лучше отоспаться в пригородном поезде, чем проснуться в городской тюрьме? – предположила я.

– Так точно. А ты, лапушка, не только красавица, но и умница, – протянул он, больше походя на распутного ирландского лепрекона, чем на благородного викторианского джентльмена.

Девушка-гот, занимавшая сиденье перед нами, в костюме Санты, с пирсингом в губе, тоннелями в ушах и черным ирокезом, вскинула голову и тыкнула пальцем в моего соседа:

– Не будь больным, Вассэл! Не клейся к ребенку!

– Я и не клеился! – возмутился тот.

– Клеился! – отозвался отряд Санта Клаусов вокруг нас.

– Я не ребенок, – пробормотала я.

Не желая новых разборок между Сантами и воспевателями, я выпустила на волю давнишнее Лили-дитя. Выйдя из ступора, введенного моим бунтарством, та со знанием дела вытащила себя из передряги рождественским песнопением:

– «Колядовать мы к вам пришли/Под зелень сей листвы!»

Санта-гот одарила меня злобным взглядом, но викторианские воспеватели тут же подхватили песню: «И здесь местечко мы нашли/Чтоб гимн услышали все вы».