Двенадцать друзей Бошена (СИ)

Чем ближе ползла стрелка к критической отметке на циферблате, тем тревожнее становилось, и он уже не мог спокойно заниматься своими делами. И никому, тем более себе, Джесси не объяснил бы, почему так долго мылся в душе, натирая себя гелем «Нежность орхидей», надевал свои самые узкие джинсы и стринги под них и почему намазал губы смягчающим бальзамом. Переговоры переговорами, а выглядеть хотелось на все сто. В бильярдную он вошел, как не каждый херувим порхал к воротам рая — со всем возможным апломбом, шиком и в свете настенного голубого бра. Дарен, натирающий кончик кия мелом, посмотрел на него, как и ожидалось, с восхищением, никаких шуточек отпускать не стал и в дальнейшем вел себя прилично, расспрашивая о том, как себя чувствует Джесси, что ему нравится, а что нет, о чем он мечтает и чего хочет от этой жизни. Джесси, ощущая себя звездой на светском приеме, отвечал не менее учтиво, отмечая про себя, что Дарен не спровоцировался на оттопыренный зад в обтягивающих джинсах. Вечер прошел под знаком совместного препровождения хороших знакомых за партией в бильярд и парой коктейлей, хотя омега готовился к обороне на грани истерики.

— Это тебе, — сказал Дарен, вручая ему вставленный в рамку портрет. — На память.

Шагая к своей комнате, Джесси остановился посреди коридора, еще раз глянул на рисунок, где он был изображен одухотворенным и немного грустным, каким-то таким… настоящим, будто художнику, которого он считал пустышкой, удалось передать его суть. Резко развернувшись на пятках, Джесси решительно двинулся обратно.

— И что это было? — воскликнул он, положив рисунок на тумбу и уперев руки в бока.

— Я хотел узнать тебя поближе, — ответил Дарен. — Что в этом плохого?

— Что плохого? Ты сначала подкатываешь, потом мо’озишься, потом психуешь, потом опять подкатываешь, и все затем, чтобы узнать меня получше? Да’ен, ты свинья!

Дарен, поморгав, удивился:

— С чего это я свинья?

Джесси понесло: он орал, как самка павиана в брачный период, размахивая руками, тыкал в грудь Дарена пальцем и заявлял, как тот достал его. Дарен, побагровев, начал орать что-то в ответ, и на их совместный ор примчался Харви.

— Что тут думать — вы же хотите друг друга, — пожал плечами он. — Чего выяснять?

— С хуя ли… — начал Дарен, но Харви, притянув его за шею, прижал к своей груди. Другой рукой он умудрился поймать пискнувшего омегу.

— Ребята, давайте не будем терять время на такую ерунду, — произнес он. — И дрочить друг на друга. Нам всем надо расслабиться. Давайте посидим вместе, посмотрим фильм, закажем пиццу. Как хорошие приятели. Да?

На перемирие и пиццу Харви пригласил всех в свою комнату. Пока ждали, когда приедет доставка, начали смотреть мелодрамную комедию: Харви ржал с первых минут, Дарен хмыкал, Джесси кисло смотрел перед собой, пребывая в несвойственном для себя состоянии нерешительности — хотелось уйти, но что-то мешало.

— Опа, доставка! — обрадовался пиликнувшему телефону Харви, вскочил с места и дернул за руку Джесии. — Быстро мыть руки! Там как раз две раковины, разберетесь!

— Эй! — Дарен, впихнутый за омегой в ванную, повернулся к закрывшейся двери.

— Ничонезнаю! — произнесли за ней, и свет погас, оставляя их наедине. Потом хлопнула дверь, ведущая в коридор, знаменуя то, что летчик и правда ушел за пиццей.

— Я его не подговаривал, — сказал Дарен, садящийся, судя по звукам, на край ванны. — Это он сам хуйню придумал.

Джесси, сопя, приземлился на унитаз. Выругался, встал, опустил крышку и сел снова, с комфортом. В комнате телевизор произнес голосом альфы: «Главное, что у нас есть презервативы».

— Зачем я вообще пошел на этот п’оект! — произнес Джесси с чувством — темнота располагала. — Идиотские ситуации! Вообще все идиотское! И йогуйты эти уже в печенках, и конку’сы, и… — он хлюпнул носом. — И с пиццей наебали, а я с ут'а не ел…

— Почему не ел? — спросил Дарен с сочувствием. — Полный холодильник же.

— Не’вы.

Только тут, сейчас, сидя на унитазе в своих самых узких джинсах, в темноте, Джесси понял, насколько устал. Как надоело однообразие дней, вроде разных, но одинаковых — вечера наедине с собой у него точно были однообразными, особенно тоскливыми на фоне сложившихся к этому времени пар. Стало жалко себя, успешного, обеспеченного, красивого, но одинокого омегу, у которого даже котика дома не было, чтобы делать «мур-мур», встречая его с работы. Джесси снова всхлипнул, уже тише, и чужая рука внезапно вытерла его мокрую щеку.

— Я умею готовить лагман, — сказал Дарен, перебираясь на пол и садясь на коврик у его ног. — Если Харви не вернется через пять минут, вышибем дверь и пойдем есть. Только не расстраивайся.

Стоило ему оказаться ближе, как вновь сработали флюиды, витавшие между ними, и Джесси, вздохнув, обхватил его за шею и обнял, чувствуя, как становится легче.