Двенадцать стульев

Примета новой эпохи – обилие анкет. Вопросы о том, когда и кому служил либо служить не пожелал, равным образом в силу каких причин, относились не к прошлому. Ответами на них определялось настоящее и, соответственно, будущее. Можно сказать, что по анкете и устанавливалось изначально, достоин ли ее заполнивший доверия представителей власти. Отсюда – жизненная необходимость для многих граждан советского государства постоянно творить самооправдательные биографические легенды. Своего рода мифы.

Подобного рода ложь признают обычно извинительной. Дело ведь прошлое, да и отступивший от истины не повредил этим никому.

Однако писатели – особый случай. Потому что тут подразумевается еще и проблема искренности. Не анкетной, но литературной.

Мы не собираемся решать вопрос об искренности. Даже и ставить его. Нам важно другое: Катаеву было что скрывать.

Он родился 16 октября 1897 года в Одессе. По его же словам, себя всегда считал одесситом, хотя в Москве прожил более шестидесяти лет.

Дед с отцовской стороны был потомственным священником, отец же – Петр Васильевич Катаев – нарушил семейную традицию. Окончив гимназию, а затем историко-филологический факультет Новороссийского университета, преподавал в одесских учебных заведениях. Кстати, до чина надворного советника дослужился, что соответствовало армейскому подполковнику. Четырежды награжден орденами[12].

С материнской стороны дед был помещиком и потомственным военным, причем в отставку вышел генерал-майором. Однако генеральская дочь – Евгения Ивановна Бачей – замуж вышла за протоиерейского сына, учителя. По сословию мужа определялась и сословная принадлежность детей. Они – не дворяне.

В Российской империи будущее определял этот признак. Сословный: не полагались дворянские привилегии детям протоиерейского сына, не успевшего выслужить чин, который давал право на потомственное дворянство.

Пресловутое «дворянское происхождение» – своего рода клеймо для советского гражданина. Катаев не был потомственным дворянином, однако родство с генералом и протоиереем тоже не украшало анкету. Они – «классово чуждые».

До поры скрывать приходилось родство. И отцовский чин тоже.

Мать Катаева умерла в 1903 году. Вторично отец не женился, двух сыновей воспитывал. Старший поступил в 5-ю Одесскую гимназию, за ним и младший.

От младшего старший отличался разительно. В гимназии учился нехотя, среди второгодников оказался. Причину объяснил сам: еще в детстве решил, что станет писателем.

К этой цели шел упорно. С 1910 года печатался в одесской периодике. Издания были, в основном, монархическими, потому в советскую эпоху Катаев избегал упоминаний о ранних своих опытах в стихах и прозе[13].

Зато охотно рассказывал об участии в любительских поэтических концертах предвоенных и военных лет. Там познакомился с ближайшими друзьями юности – Ю. К. Олешей, Э. Г. Багрицким и другими поэтами-ровесниками.

Некоторой литературной известности гимназист добился. Познакомился даже с И. А. Буниным, снимавшим дачу под Одессой. Себя – и тогда, и позже – именовал его учеником.

Однако в гимназии у него была прежняя репутация: лентяй, прогульщик. Успев закончить шесть классов, вновь стал второгодником – при явной, всеми учителями признаваемой одаренности.

Литература отнимала все время, а школярство опостылело. И недоучившийся гимназист добровольно или, как тогда говорили, «охотником» вступил в военную службу.

Вряд ли он выбрал ее охотно. Скорее полагал, что другие варианты еще хуже.

Да, он хотел стать писателем и уже публиковался. Но ему, восемнадцатилетнему, приходилось сидеть за гимназической партой вместе с шестнадцатилетними. Унизительно. И если бы, стерпев унижение, закончил гимназию, все равно не избежал бы мобилизации. Возраст соответствовал требованиям, здоровье отменное, а скорое окончание Мировой войны, длившейся второй год, отнюдь не прогнозировалось.

Напротив, она воспринималась как повседневность – в тылу. К ней привыкли, колоссальные потери более не ужасали. На фронте же катастрофически недоставало младших офицеров. Большинство кадровых, т. е. служивших еще до начала войны, было выбито. Офицерские погоны надели тогда вчерашние студенты и гимназисты, окончившие военные училища по «сокращенному курсу».

Стоит отметить, что с 1915 года не только изменился состав офицерского корпуса. Ушло в прошлое традиционное противопоставление интеллигента – офицеру.

Будущие интеллигенты начинали с гимназии или же иных средних учебных заведений, потом выбирали и высшие, а выбравшие офицерскую карьеру шли в кадетский корпус, далее – военное училище, юнкерские погоны и, наконец, офицерские. Кадеты, юнкера, офицеры обычно бравировали презрением к штатским, те, понятно, отвечали взаимностью. Главный же критерий различия – идеологический – подразумевался. Либерализм и оппозиционность интеллигенции были противопоставлены монархизму верноподданного офицерства. Война изменила все.