Двенадцатая дочь

Как завоевать эту рыжую дурку любовь? Вот она обожает Старцева, хочет создать аристократическую семейку. Подбирает себе породистого тощего жениха… Добро. Что если… мне стать, как Старцев, князем? Еще больше, еще властнее, чем Вещий Лисей! Властовским великим князем! Еще немножко потерпеть, притворяясь братом-наследничком. Заполучить себе властовский трон — спокойно, не торопясь, обвыкнуть. Сначала тихо избавиться от этой путанки-метанки. Сослать, развестись… В конце концов, уличить как ведьму — можно даже сжечь, плевать я хотел. Потом подождать еще месячишко, сдавить пружину в кулак… И наконец — выбрать солнечный день… И все рассказать Руте. С высоты княжеского трона, небось, позаманчивей прозвучит мое предложение. Вот смотри, дурочка: все это я сделал ради тебя. Взял власть, стал богатым… А теперь хочешь, Рута, хочешь — я откажусь от трона? Мы просто уедем прочь, чтобы быть вместе? А хочешь — останемся здесь, во дворце… Тебе к лицу будет венчик великой княгини.

Отбить ее у Старцева! Будет несложно… Лешка — дурак. Не замечает ее любви. Он передаст мне Руту собственными руками. А чего доброго, и вовсе потащится куда-нибудь в крестовый поход, в далекие траханые края. Скатертью дорога, великий мудрый дядя Леша!

Нет, я не могу подличать и хитрить. Я не хитроумный и вещий. Не грек, а дубрович. Гадко жить с подлючей задумкой на сердце. Разве Залесью нужен князь, который готов хоть нынче променять власть на рыженькую киску с ветерком в голове? Тьфу, вот ведь замутило мозги. Пойду и все расскажу Руте…

Ага?! Гордая девка даст мне в рожу, вот что! И все! Исчезнет последний шанс хоть когда-нибудь доказать глупой зверушке, что все — ради нее… Что я готов пожертвовать чем угодно, чтобы заслужить… Но сейчас у меня нет ничего! Нечем жертвовать! А если стать князем… Тогда… Можно сбросить все это княжество с плеч, как мешок с золотом, в ножки ей, как жертву, в обмен на любовь… Надо, надо потерпеть… Войти во Властов.

Нет, это ложь. Не смогу так долго притворяться! Когда-нибудь они со Старцевым… ха-ха. Они станут, допустим… целоваться у всех на глазах — как обрученные, и я… просто брошусь у разобью Лешке его многоумную голову. Да не смогу я сдержать себя, это траханый факт. Если он начнет ее целовать, и если она… если они посмеют…

Вот смех, расхохотался Зверко, внезапно остановившись под старой перепуганной березой — кажется, даже птицы притихли от эдакого смеха. Ха-ха, это похоже на анекдот про разборчивого осла, который издох от нерешительности меж двух стогов сена. Я хочу любовь. Я хочу власть. Но эти две самки не хотят уживаться в общей норе. Двум женщинам тесно у очага. Они грызут друг друга, и надо выбирать. Править княжеством и всю жизнь называть Руту родной сестрицей? Или — шанс на любовь плюс позорное клеймо самозванца!

Если вы полагаете, что наследник Зверко обязан выбрать княжескую власть, перейдите на стр. 746.

Если вы настаиваете, что наследник Зверко должен выбрать любовь Руты, перейдите на стр. 647.

(Если вы принципиально отказываетесь делать выбор за другого героя, спокойно продолжайте чтение.)

* * *

Что-то маленькое тускло блеснуло — сквозь щели трофейного шлема Каширин машинально глянул вниз, на свою бронированную грудь: ах, это нательный крестик выбился наружу через расцепившийся кольчужный ворот, когда Данька валялся в траве, а теперь звякает, бьется на шнурке с каждым шагом. Надо спрятать обратно за пазуху.

Он быстро — хвать как муху! — поймал прыгающий кусочек блеска в железную ладонь; заходящее солнце слегка мигнуло на оловянных лепестках креста; Данька с мимолетным удивлением ясно разглядел то, чего раньше как-то не замечал: оказывается, в ногах Спасителя валяется какая-то мертвая голова. Вроде черепа. Гм. Что-то похожее он уже видел. На чьем-то клинке…

Он вдруг выпустил крестик из пальцев Рывком изогнулся — как волк, хватающий блоху на тощем заду, — вцепился в кожаный мешок за плечами — удобный серый мешок, конфискованный у Плескуна. Разрывая свертки, нащупал — вот! Тяжкая стальная крестовина… Обломанный меч Михаилы Потыка…

Бережно распеленал, уронил тряпицу в траву. Вот странное сходство: черный обломок драгоценнейшего булата заблестел, заиграл в косвенных лучах усталого солнца — таким же легким золотом, как минуту назад мигнуло обычное простенькое олово. Да, абсолютно та же мертвая адамова глава у подножия креста.

Данька вдруг шмыгнул носом: мокро, сыро вокруг… Бедный побратим Михайло… Так и не смог Каширин выручить тебя из беды.

И вдруг — ровная желтая полоса.

Данька вздрогнул. Там, где обломано лезвие, солнечный блик сверкнул как-то странно, отчаянно-резко… Данила стиснул рукоять мертвого меча, медленно наклонил, подставляя солнцу под нужным углом, — вот опять! Господи, что это такое?..

Ровный, гладкий, зеркальный срез.