Двенадцатая дочь

А наверху поджидало бесплатное шоу. Наемник-тесович — щуплый и ловкий как глиста, цепкий, усатенький, быстроглазый — крутя сальтушки, прыгал по комнате, по шкафам и кроватям. Мелькнул черной ниндзей, весь в каких-то дебильных медных заклепках, спортивный такой донельзя. Гнедан его хотел по старой методе — табуретом, но увы: увернулся, негодник. Мебель раскидал, Гнедана уронил, меня толкнул… Я че-то даже упал от неожиданности. Не понял. Как же такой маленький, сухощавый, щеки впалые, усики черные, как у мента, — и вдруг завалил меня, могучего, на ковер и прыгнул сверху на грудь?! Руки мои к ковру придавил, заломал запястье. Смешной такой. Нос вострый, прищур сержантский, выхватил булатное чингалище — ну, думаю, щас будет пороть мои груди белые (как в былинах положено). Признаться, я даже испужаться не успел.

Выручил, как обычно, преданный Гнедан. Держась за продавленные ребра, он попытался подползти к тесовичу сзади. Тесович зыркнул карим глазиком — и вдруг побледнел!

— О небеса! — прошептал он, усики его шевельнулись от мощных переживаний. — Кого я вижу?! Это же… сам Гнедан Ржавко!

— Умм-мблюмм… — сказал Гнедан, пуская кровавые пузырики.

— Я вас сразу узнал! — воскликнул чернигинский ниндзя, вмиг позабыв о скромной персоне регионального мерлина. Соскочил с меня, вприпрыжку подбежал к раненому Гнедушке, протянул сухонькую ручку в перчатке без пальцев:

— Приветствую тебя, о великий лицедей! Я видел блюдца… Как ярко ты изобразил Траяна! О, это большая честь для меня… Вставай-вставай, позволь предложить тебе руку! И прости за причиненное неудобство!

— А меня можно приподнять? — поинтересовался я. — Для симметрии?

— Да-да! — поспешно закивал ошарашенный Гнедан. — Это… мой продюсер. Поднимите его, пожалуйста.

Злой тесович подскочил, мягко просунул жесткие ручки мне под мышки, приподнял.

— Меня зовут Чика Косень. Вот уже несколько дней я работаю на Дубовую Шапку. Охраняю его доченьку. Старик хорошо платит. А вы зачем пожаловали?

— А мы тут… случайно мимо проходили, — буркнул я. — Экскурсия у нас, понял?

— Вы, наверное, к Метанке? — Чика поднял черные бровки. — О, я понимаю. Девушка будет просто счастлива, что к ней пожаловали такие знаменитые гости! А я, признаться, принял вас поначалу за злодеев… Вот смешно.

— Очень смешно. — Я улыбнулся тщательно, всеми десятью оставшимися зубами. — Народный тесовичский юмор, ага. Дери вас всех… Гнедан, оставь ему автограф и пошли дальше.

Гнед, кряхтя от боли, принял из сухоньких ручек берестушку, поставил четыре закорючки и неприличную виньетку в виде женской титьки, изображенной в профиль. Осчастливленный Чика Косень прижал бересту к темной груди, вежливо поклонился и, мягко пританцовывая, подвел нас к двери, на которой золоченая табличка сообщала, что:

ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН

СТРЕЛЯЕМ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ

— Прошу прощения, господа! — вздохнул тесович. — Дальше я не ходок. Жить хочется. Вы-то — знаменитости, вас все признают. А меня — хлопнут, и весь сказ. Желаю удачи!

И он вежливо приоткрыл дверь перед моим носом.

Лучше бы мне ваще не родиться. Человек десять разом поднялись со стульев, чтобы встретить меня должным образом. Засопели обрубленные носы, сузились серые глаза в опаленных ресницах, покраснели иссеченные рваными шрамами щеки. Десять чудовищных уродов, громыхая хитрейшими техномагическими доспехами, двинулись вперед, не спеша поднимая стволы, дула, жерла и жала всевозможных стрелятельных инструментов.

О, да-а… Я слышал о них из легенд. И теперь я узнал их сразу: это был знаменитейший на всю Русь властовский десяток Кречета. Поднебесная гвардия, группа Альфа в неписаном реестре славянских спецслужб. Коллектив тиранозавров. Галактическая эскадра, состоящая сплошь из боевых крейсеров — разноликих, потрепанных и страшных. Не парни, а коллекция милитаристского хай-тека: сплошь, как новогодние сосны, обвешаны уникальными боевыми оберегами, ультрасовременными амулетами… Тройные облегченные доспехи, ледянские налокотники, турские налобники, зетские налодыжники с шипами… Короткие арбалеты, бьющие от плеча, тонкие гибкие мечи из синего булата, заговоренные, сплошь в снежных узорах письменности. И все же самая пугающая достопримечательность — рожи. Вы только гляньте, что за ужас творится там — под налобниками и мелкочешуйчатыми бармами… Отрубленные уши остались в чуждой земле, отгрызенные носы навсегда стиснуты в мертвых челюстях поверженных противников, срезанные брови уже никогда не приподнимутся в усмешке, черные губы спеклись в жареве горящих крепостей… М-да, я откровенно любовался этими харями. Они казались абсолютно одинаковыми и состояли как бы из двух частей: внизу — бороды, обрезанные покороче, чтобы в бою врагу неудобно хватать, а выше бороды — обрубки, красные трещины, шрамы. И только глаза разные — голубые, серые, синие, зеленые…