Двенадцатый четверг тридцатого октября

Заставляя его, и себя, вновь, пусть и ненадолго, но затухнуть. И погрузить комнату, обратно, во всепоглощающую, еще не начавшую светать тьму. И в безграничный и бездонный мрак.

Оправив левой рукой, мельком, тонкую лямку серой шелковой ночнушки, надетой на голое тело, спавшей с ее правого плеча. Она снова утопает в своей синей постели и темноте, черноте вокруг. Борясь с ними обеими, на контрасте, со своей бледной и синюшной, почти меловой и просвечивающейся, алебастровой кожей.

Наступает полная и безоговорочная тишина.

Пустой и мутный, темный взгляд, обрамленный длинными темными ресницами. И широкими бровями. На высоком бледном лбу. Устремлен в белый потолок. Небольшой курносый нос – морщится от однотонности и однотипности.

Пусть и в черную крапинку. Буковку! Но где бы свет был и без тьмы? А тьма, в свою очередь, без света? Правильно – нигде! И это – правильно. Это – правило! Не исключение! Где белое – там и черное. Где

черное – там и белое. А где эти оба – там и серое. Что-то из рубрики: рай, земля и ад. Тоже ведь – своеобразный триколор. Ч/б формата, только! Но и если обычный триколор

, в нашем случае бело-сине-красный, пропустить через ч/б обработку – получится бело-серо-черный. Ангелы, люди и демоны. Та-дам!

От стандартности и даже какой-то стагнации, застоя!

С возвращением в историю и прошлое! В наш старый и добрый СССР. Красный - лишь на одну треть

. Пятнадцать шапок из овцы, прямо! Распад на пятнадцать государств и ознаменование их странами. То самое исключение из правила, когда, все-таки, удалось сшить семь шапок из овцы. А точнее – два раза по семь и одну из остатков. Но в новых и злых, больших кавычках. С минимальным количеством – ударив по максимальному качеству. При условии, что мы и не уходили. Как бы…

Можно вывести Россию из СССР! Но вот СССР – из России?

Мужчины – жестоки, доказывая, что они – слабы. А слабость эта – безгранична. И протест – чрезмерен! Если отец бил его – он так же будет бить и свою дочь. Будет мучить, пытать, заставляя страдать и выть, стонать от тишины и молчания. Игнора и бойкота! К себе. К ней, с их стороны. И, по итогу,

дочь же – возьмет пример с них обоих. И вот они уже все – жестоки. Хоть и каждый же – в своем, индивидуальном и своем, разрезе и амплуа. Но все же жестоки и едины в этом.