Дверь к смерти (сборник)

– Мне кажется, вы гнусный лжец, Гудвин.

– Значит, мне все приснилось. Как машина въехала в гараж, как меня обыскивали, потом маленькая прихожая и четырнадцать ступенек вниз, и два охранника, и звуконепроницаемая дверка толщиной в пять дюймов, и розовато-серые стены, ковры и стулья, и он сам, восседающий за столом и сверлящий скважины во мне и окружающих предметах своими глазками, и…

– Когда? Вчера?

– Да. Туда меня привезли, но теперь я и сам знаю дорогу. Правда, пароль мне еще не открыли, но дайте время…

Трясущейся рукой Рэкхем поставил стакан на маленький столик.

– Я вам уже говорил, Гудвин, что не убивал жену.

– Конечно, это совершенно исключено.

– А как случилось, что вас отвезли к нему?

– Он прислал за мной Макса Кристи.

– Вот сукин сын. – Внезапно его пятнистое лицо побагровело еще больше и он заорал: – Ну, говорите же! Что он вам сказал?

– Что меня, возможно, ожидает блистательная карьера.

– А про меня?

Я помотал головой:

– Вот что я вам скажу, Рэкхем. Похоже, мне уже пора прислушаться к голосу разума. Прежде я никогда не встречался с Зеком, и, должен честно признать, он меня поразил. – Я полез во внутренний карман пиджака. – Вот ваши шесть тысяч. Чертовски жаль расставаться с ними, но…

– Уберите их.

– Нет, в самом деле, я…

– Уберите их в карман. – Он уже не орал. – Вы не виноваты, что Зек произвел на вас такое впечатление… Не вы первый, не вы последний, Бог свидетель. Но вы заблуждаетесь, если полагаете, что Зек никогда не допускает промашек и что со мной покончено. Вы должны уяснить одно: теперь я уже не могу задрать лапки и отдаться на милость победителя. Я вынужден биться до конца и намереваюсь так и поступить. Я у вас на крючке, поскольку без вас, раз вы у него побывали, буду вынужден действовать вслепую. Хорошо, назовите вашу цену. Сколько?

Я положил купюры на столик.

– По-настоящему меня беспокоит вовсе не Зек, – признался я. – Острить при нем бесполезно, и говорит он весьма внушительно, но меня запугивали и прежде, а я до сих пор жив. Говоря о голосе разума, я имел в виду меры, которые законодательство штата Нью-Йорк предусматривает за соучастие в убийстве. Похоже, Зек раздобыл доказательства вашей вины. Если вы…

– Быть не может. Это ложь.

– Он, похоже, придерживается иного мнения. Только член коллегии адвокатов, каковым я не являюсь, может брать деньги от убийцы за попытки избавить его от смертной казни. Так что искренне сожалею, что ничем не могу вам помочь. Вот ваши деньги.

– Я не убийца, Гудвин.

– А я не имел в виду настоящего убийцу. Я подразумевал лицо, против которого собраны весомые улики, способные убедить присяжных. При таком раскладе ему и его сообщнику не избежать приговора.

Налитые кровью глаза Рэкхема не мигая вперились в меня.

– Я не хочу, чтобы вы уберегли меня от смертного приговора. Я только прошу, чтобы вы помогли убедить их не подставлять меня… повлиять на Зека, чтобы меня не подставляли.

– Понимаю, – сочувственно произнес я. – Хотя он преподносит дело иначе. Поэтому я не желаю вставать на пути лавины. Я пришел сюда главным образом для того, чтобы вернуть вам деньги и кое-что сказать. Уже так явно запахло жареным, что я не могу назвать никакой цены, но готов сделать предложение, если вы соизволите его выслушать. Только от себя лично.

Рэкхем вдруг занялся гимнастикой. Его руки, которые спокойно лежали на коленях, задергались, пальцы сжались в кулаки, потом разжались, и так несколько раз подряд. Мне эти упражнения быстро наскучили, тем более что я не ожидал от Рэкхема подобного малодушия. Картина к тому времени была предельно ясна. И мне казалось, что человек, у которого хватило смелости, не имея другого оружия, кроме ножа, ночью заколоть в лесу жену, охраняемую доберманом-пинчером, теперь, когда его загнали в угол, должен отреагировать иначе, а не сидеть с постной физиономией, сжимая и разжимая кулаки.

Он заговорил: