Дверь на двушку

– Получается, они будут играть на нашей стороне? – жадно спросил Гай.

Морщинистое лицо Гамбетты ничего не выразило.

– Для них нет никаких сторон. Все стороны пока их собственные, – строго произнесла она и, вытащив из коробки увесистый кусок скульптурного пластилина, разделила его на пять частей. Лепила она быстро. Прямо на глазах в руках у нее возникали человеческие фигурки.

– Первый новичок – Дина Кошкина. Самое неразумное, что можно сделать – это назвать ее анимагом. На деле все куда сложнее. – Гамбетта аккуратно поставила фигурку в коробку и взялась за другой кусок пластилина. – Второй новичок. Андрей Нос. Творит дублей. Третья пчела. Маша Белявская. Логический дар. Все пропускает через ум, а сердце у нее дремлет. Например, видит желтые листья и думает: «Наверное, это красиво! Я должна радоваться и чувствовать осень»… Она напоминает мне меня в молодости. Я тоже была такая…

Вылепив Машу Белявскую, Гамбетта после короткого колебания сделала ей одежду из разноцветных ниток. Белдо торопливо записывал что-то в блокнотике. Карандаш его порхал как птица.

– Четвертая пчела. Федор Морозов. Оживляет предметы. К миру относится презрительно, считает, что ненавидит людей, но лишь потому, что боится их. Если шныры его отогреют, Федор может быть потерян для болота… Пока же перспективен!

Федора Гамбетта вылепила схематично, без подробной проработки, и одевать не стала. Видно, он был интересен ей меньше Маши.

– И наконец последняя пчела! Ева! – Гамбетта чуть развернула свою каталку, чтобы свет от лампочки падал на пластилин. Еву она лепила старательно. Черты лица у Евы были тонкие, выверенные. Нос прямой, с легкой горбинкой. – Итак, Ева… У нее в разных поколениях закладки взяли сразу несколько родственников. Первый дар – дар огня. Второй – управление эмоциями. Например, когда Андрей Нос разнес автобус шныров, это на самом деле были эмоции… Евы. Но она сидела тихо как зайчик. То есть просто делегировала ему свои чувства, чтобы не взорваться самой.

– Любопытно, – сказал Гай.

– Эмоции Евы нестандартны. Когда надо плакать – она смеется. Когда надо смеяться – плачет. Бросается на колени. Творит безумные вещи. Я бы сказала, что она полная противоположность Маше Белявской. Маша подумает: «Меня, кажется, огорчили. Я должна страдать, но мне безразлично!» А Ева даже думать не будет. У нее просто все вокруг запылает.

Гай кивнул:

– Еще вопрос. Самый важный! Из-за него мы и пришли сюда! – сказал он и, мысленно задавая его, твердо взглянул на Гамбетту.

Старуха впервые забеспокоилась, облизнула губы и торопливо завозилась со своей коробкой. Встряхивала ее, перекладывала катушки, скрепки, рыболовные крючки, пузырьки из-под лекарств, птичьи перья. Ее пальцы погружались в эти предметы как в песок. Зачерпывали их, бросали, хватались за новые. Движения Гамбетты ускорялись. Долго, очень долго Гамбетта трясла свою коробку и все больше волновалась.

– Это не твоя мысль! Она вообще не человеческая! Тебе ее подсказали! – произнесла она.

Не споря, Гай наклонился вперед.

– Ты мне поможешь? – резко спросил он.

– Хорошо… Но обещай и мне дать немного, если все получится! – сказала Гамбетта наконец.

– Нельзя дать немного. Можно дать только все целиком.

– Хорошо. Я приму все целиком! – покорно сказала Гамбетта.

– В самом деле? Ты же не в восторге? – усмехнулся Гай.

– Да… но боюсь, что иного мне не получить, туда не пройти, а здесь хоть какая-то надежда, – с тоской произнесла Гамбетта. – Я устала от своей старости, но не готова уйти. Во мне до сих пор много жажды жизни… Я хочу испытать все опять… Так ты дашь?

Гай присел на корточки:

– Обязательно. Только помоги мне! Расскажи все, что видишь. Тилль действительно погибнет? Ты не обманула?

Гамбетта покачала головой:

– Я так увидела. Но будущее переменчиво. Уже оттого, что его озвучиваешь, оно порой меняется.

– А Долбушин?

– Долбушин угасает… Его рана опасна из-за слизи рогрика. И он угаснет, если не получит эту закладку. И он будет там в момент, когда все случится. Я видела это.

– Долбушин будет там?

– Да. И Тилль. Еще нужна Яра и нужен ключ, – сказала Гамбетта.

– Какой ключ?

– Ребенок Ула и Яры. Иначе до тайника не добраться.

– Мы должны схватить ребенка?

– Нет. Лишь строньте его с места – и дальше все устроится само. Ребенок не принадлежит нашему миру… Но и двушке он пока не принадлежит. Он как дельфин. Живет в одной среде, а дышит другой.

Гай сглотнул:

– Про ребенка я догадывался. Скажи: ты точно уверена, что все так и будет?

Гамбетта засмеялась:

– Ты второй раз задаешь похожий вопрос. Только прошлое спокойно и неизменно. Будущее все время меняется от миллиардов поступков миллионов людей. Вероятное будущее, осуществившееся, неосуществившееся… Перемотай фильм вперед, подгляди три-четыре кадра из разных мест и попытайся пересказать сюжет. Что-то, возможно, получится, но только если попадешь на ключевую сцену. А если нет? Если там будут просто трава, или собака, или говорящая пара героев, застывших с открытыми ртами?

На лице Гая мелькнуло разочарование: