Дверь с той стороны

– Что – Земля, – сказал он неспешно. – Земля – слово. А слово есть символ. Я сам и не с Земли. Только учился там. В наши края меня давно уже не заносило: летишь не куда хочешь, а куда пошлют. Я давно летаю. Это третий корабль. Не люблю прыгать с места на место. Я долетывал корабли, пока они не протирали борта о пространство. Я домосед вообще-то.

Нарев невольно усмехнулся: слово «домосед» в применении к человеку, половину своей жизни проведшему в пространстве преодолевавшему расстояния в сотни и тысячи парсеков, было не очень уместно. Рудик кивнул.

– Да нет, – сказал он, – так оно и есть. На Земле ведь бывают домоседы? А орбитальная скорость Земли – тридцать в секунду, скорость Солнца по отношению к центру Галактики – двести семьдесят. Но дом летит, а человек сидит дома – значит он домосед. Так?

– Так, – согласился Нарев.

– Каждый воспринимает жизнь по-своему. Давайте-ка, я вам еще заварю. Давно заметил: от чая проясняется мышление.

– Инженер, – сказал Нарев. – Позвольте вопрос.

– А вы не в строю, и я не командор. Давайте. Только скажу сразу и честно: если вы опять о батареях, то ничего нового от меня не услышите.

– Я о другом. Вы летаете лет этак двадцать пять, не ошибаюсь?

– Двадцать шестой пошел в прошлом месяце.

– Значит… на Земле вас ожидала комиссия?

Инженер долго не отнимал стакана от губ. Нарев воспользовался этим.

– Медицинская, а потом и кадровая, не так ли? Двадцать пять, насколько я понимаю – крайний предел…

Рудик залпом допил и поставил стакан на стол, стукнув донышком; устремленный на гостя взгляд его был хмур.

– Значит, – сказал он, – вы считаете, я не стараюсь наладить батареи потому, что не хочу вернуться на Землю? Не будь вы пассажиром, поговорил бы я с вами на кулаках… Как вам могло прийти в голову, что хоть кто-то из экипажа станет думать о себе, когда речь идет о спасении людей!

– С радостью прошу извинения. Но ведь спасение не обязательно должно зависеть от Карачарова!

– Откуда бы оно ни пришло, – сердито сказал Рудик, – вы можете быть уверены: если будет хоть какая-то возможность, вас доставят по назначению.

– Приятно слышать, – сказал Нарев.

– На том стоим.

– Хорошо. Весьма благодарен за интересный разговор.

– Заходите, – вежливо пригласил Рудик.

– Не премину.

– И все-таки получше помогайте физику. Других возможностей никто из нас пока не видит.

Нарев тоже не видел; но был уверен в том, что, если понадобится, он сумеет – если не найти такую возможность, то, на худой конец, ее выдумать.

– Здравствуйте, Зоя, – сказал физик неожиданно робко.

Он подстерег ее около госпитальной каюты, где по-прежнему лежал Карский. Заходить к ней домой он не хотел: заметили бы другие, и вовсе некстати.

– Здравствуйте, доктор. Плохо себя чувствуете? – Зоя была явно встревожена.

– По-моему, да.

– Идемте.

В каюте врача она усадила Карачарова на стул.

– Рассказывайте. Ощущаете усталость? Головные боли? Приборы показывают норму, но бывает…

– Физически я, по-моему, здоров…

– Надеюсь. Но обследование не помешает. Минутку…

Физик покачал головой.

– Погодите, Зоя. Не хочу, чтобы меня пичкали лекарствами и разглядывали на просвет. Это мне не нужно. Мне нужны вы.

– Не понимаю, – сказала она, нахмурившись.

– Бросьте. Или вам нужно, чтобы я выполнил весь ритуал? Погодите, выслушайте. Я еще час назад не понимал, в чем дело. Потом сообразил: без вас у меня ничего не получится.

– Это нечестно!

– Почему? Говорить правду всегда честно.

– Вы всерьез думаете, что судьба корабля зависит от того, как я поведу себя с вами?

– Но если это так!

– Это не так, вы отлично понимаете.

– Я говорю серьезно.

Зоя уже набрала полную грудь воздуха, чтобы единым духом высказать Карачарову все, чего он заслуживал: что она его не любит, что любовь ее – не премия и не медаль за заслуги… Но взглянула в его несчастное лицо, и ей стало смешно: нет, не донжуан, не сердцеед, просто мальчишка, нахальный от радости и очень смешной. Она чуть не улыбнулась; но ему сейчас и в самом деле было плохо, все смотрели на него, все ждали – а он зашел, наверное, в тупик, и ему требовалась помощь, поддержка. Здесь не с кем даже посоветоваться, нет ни одного физика; она, разумеется, заменить специалиста не сможет, но ободрить, выказать участие – в ее силах.

Разве, в конце концов, не этого она хотела? Помогать, вдохновлять, провожать в поход, как делали это женщины древности. Ее честолюбие в этом. И он не трус, этот смешной и трогательный Карачаров: не побоялся прийти к ней заговорить о том, отчего хозяин корабля, капитан Устюг, отбивался руками и ногами. Если он и в самом деле вернет людей на Землю, она, Зоя, сможет с чистой совестью сказать себе: в этом есть и ее заслуга. В любой победе мужчины всегда есть доля женщины – и доля эта больше, чем думают. Куда больше…

Она перевела дыхание и сказала:

– Думать обо мне я не могу вам запретить. Если это вам поможет…

Он встрепенулся.

– Вы… вы окрыляете меня. Для вас я готов сделать все.