Дверь с той стороны. Исток

Странные это были дежурства, и странные отношения возникали между больным и Верой, такими разными по возрасту, привычкам, опыту. Что делать, когда больной поправляется? Разговаривать - в разговорах время проходит быстрее, и можно не думать о том, куда течет это время, что ожидает каждого из них в будущем. Разговоры эти безопасны, и поэтому могут иногда зайти дальше, чем обычно принято; но ни к каким последствиям они не приведут, и поэтому нет оснований судорожно прерывать их и искать новую тему.

- …А у вас была семья?

- Семья? Конечно.

- Вы говорите так, словно это обязательно.

- Такого закона, конечно, нет. Но разве мы живем только по законам?

- Как же еще?

- Что такое закон? Что - право? Существовало так называемое обычное право: обычай имел силу закона, им руководствовались. Обычай может быть нигде не записанным, но он существует.

- И у вас была семья по обычаю?

- Так принято в нашем кругу. Семья - это респектабельность, ровность поведения, авторитет. Самое страшное - лишиться авторитета. Мы ведь направляем действия других людей… Но лучше поговорим о вас, Вера. Я иногда думаю: вот вы веселы, заботливы… молоды. Не может быть, чтобы вы ничего не оставили там - на Анторе, Земле, или еще где-нибудь…

Она чуть порозовела, довольная его вниманием.

- Что оставила? Только мечты, пожалуй. Но это неинтересно.

- Напротив! Расскажите, если вы не торопитесь.

- Еще есть время. - Вера уселась чинно, скромно, как ученица перед экзаменатором. - Только что же рассказать? Хотела увидеть мир… и выбрать в нем для себя место по вкусу.

- Дома вам не нравилось?

- Не знаю. Нет, там было неплохо. Но хотелось чего-то, чего у нас нет. Хотелось жить в огромных городах… таких, в которых можно прожить всю жизнь и так и не узнать их до конца…

- Да-да, вы правы: у нас теперь население городов целиком обновляется за два поколения…

- А на Анторе все просто, ее населяет лишь третье поколение - хотя что я вам-то говорю!

- И что же - вы так и не успели найти ничего по вкусу?

- Наверное, нет. Хотелось искать еще и еще. Значит, не нашла. Наверное.

- Ну, а, допустим, нашли бы. Перестали бы летать?

- Я так думала.

- И чем занялись бы?

- Да уж что-нибудь нашлось бы. Разве мало дел? А скорее всего просто растила бы детей.

- Любите детей?

- Очень. Мне и здесь их не хватает.

- А они у вас были?

- Осела бы на месте - появились бы, - она сощурилась, засмеялась. - Или, вы думаете, меня нельзя полюбить?

- Можно, - сказал Карский медленно. Все это оказалось неожиданным: и то, что Вера - одна из миллиардов людей со скромными (с точки зрения администратора) потребностями, из тех миллиардов, что привлекают внимание именно своим количеством. И то, что разговор вдруг зашел о любви - а он уж и не помнил, когда приходилось в последний раз говорить об этой трудно уловимой материи, которую все же приходится учитывать в государственных планах и проектах, - разговор зашел о любви, и он вдруг почувствовал, что краснеет, как не подобало бы члену Совета Федерации - пусть и несостоявшемуся. - Можно, - повторил он так же задумчиво. - Но… Сколько вам лет?

- Достаточно: двадцать один.

- Серьезный возраст. Вера… Вера у нас есть - это вы. Есть надежда: судя по вашим рассказам, это - доктор Карачаров. Кого или чего нам не хватает?

- Наверное, все-таки Земли.

- Я понимаю, почему вам так хочется вернуться.

- По-моему, больше всех хочется вам, правда?

Администратор помедлил.

- Видите ли, скажу вам откровенно…

- Стоит ли говорить иначе?

- Дело в том, что я выпал. Выпал… Сколько мы уже путешествуем после ухода от Земли?

- Скоро три месяца.

- Предположим, через месяц мы вернемся.

- Ой, вы серьезно верите в это?

- Не знаю. Но пусть. Четыре месяца; неужели вы думаете, что такой пост, как мой, может четыре месяца оставаться незанятым?

- Ну, и что же? Вы вернетесь, и вам освободят…

- Вот теперь я вижу, что вы еще маленькая девочка. Подумайте, что вы говорите! Ведь мое место занимает другой человек!

- Ну, пусть он…

- Захочет ли он освободить место? И будет ли это целесообразно? Он ведь продвинулся вверх, вошел в курс дел; нет никаких оснований понижать его. Это как-никак, немалая обида.

- А как же вы?

- Я уже сказал: я выпал.

- Но разве на Земле мало дел?

- Начинать сначала хорошо в двадцать один год, а мне, куда больше.

- Не так много.

- Спасибо… Я ведь жил ради работы. Конкретной, той. Знал, что способен и могу продвинуться высоко. Так и вышло.

- Вот этого мне не понять: к чему? Я вот никуда не хотела продвинуться и не хочу.

- К чему? Собственно… я не задумывался над этим. Просто раз уж кто-то должен заниматься этим, то почему кто-то другой, а не я? Но если поразмыслить… Не знаю. Может быть, это инстинкт. Как инстинкт самосохранения, продолжения рода, обеспечения своему потомству наиболее благоприятных условий…

- Может быть, до меня что-то не доходит, но если так и могло быть раньше, то теперь… Разве на Земле мне недоступно хоть что-то из того, что доступно другим?