Павлик вдруг остро осознал: незнание, что сказать и что сделать, стало больше его самого. Ничего не годилось в помощь. Нелепая девчонка будто назло создавала нелепую ситуацию, и он в нее погружался, как в мазут, как в клей, без надежды на спасение.
- Ты хочешь, чтобы я поехала с вами?
- Нет! - сказали они страстно и единодушно все втроем.
И Милка с удивлением посмотрела на Катю. Чего эта влезает? С пуговицами.
- Нет? - переспросила Милка.
- Нет! - ответил Павлик.
- Видишь, коза, - вмешался Тимоша. - Возникли трудности. Есть смысл все-таки вернуться домой…
- Видишь, Павлик, у нее совсем нет гордости, - важно подвела итог Машка.
Милка сделала то самое движение, которого давно ожидал Павлик, и он шагнул вперед, чтоб ничего не случилось, и они оказались так близко друг от друга, что Павлик увидел левый замутненный глазок у ящерицы. Правый сверкал, а левый был тускл, и это несоответствие делало мертвую заколку живой и очеловеченной. А еще он увидел глубокие смуглые впадины под Милкиными ключицами… Но самым удивительным было бьющееся Милкино сердце, которое Павлик тоже увидел. Просто дорогое импортное платье, не ставившее перед собой задачу что-то там скрыть, не сумело скрыть и этого. Павлик заметил, как слева быстро-быстро подымается и опускается красивая японская материя, и просто не могло быть сомнений, что у этой плохой девочки сердце объективно существовало и билось, как и у хороших.
- Ладно, - сказал Павлик. - Ладно. - Он забыл, что шел ей навстречу, чтоб ловить ее за руку!
А Милка взяла и положила ему голову на грудь, положила и заплакала.
- Да что же это такое?! - взмолилась Катя. - Да сделай же что-нибудь! - Это она уже Тимоше.
Машка вскинула брови на это «сделай». Почему их вежливая мама обращается так к человеку, которого видит первый раз, а человек не удивляется, идет через порог и берет Милку за плечо, и она уводится, человек же поворачивает к матери лицо и говорит:
- Спускайтесь быстро к машине, я сейчас! Возьми себя в руки, Катерина!
«Откуда он ее знает?» - морщила лоб Машка, а мама уже сунула ей в руки сумки, сетки и закричала Павлику:
- Чего застыл! Бери чемоданы, внизу машина!
- Какая машина? - спросил Павлик, ощущая на рубашке след Милкиной слезы и испытывая при этом какую-то глупую радость.
- На колесах! - не выдержала Катя, а он не мог понять, почему она так кричит и так на него смотрит, будто он сделал что-то гадкое, непростительное.
- Надо же сказать им «до свидания», - робко напомнил Павлик.
- Не надо! - Катя схватила самый тяжелый чемодан.
- Но почему? - сердился Павлик. - Почему?
- Поверь, что не надо! Поверь, не спрашивая… Ну, поверь единственный раз… - У Кати тряслись руки, и пятно было ужасно, и смотрела она на Павлика так, как не смотрела никогда, - умоляюще и в то же время отстраненно. Будто они сейчас расстанутся навсегда и с этим уже ничего нельзя поделать. И потому, что он ни разу не видел мать такой, и потому, что сам он сейчас чувствовал себя растерянным и слабым, он сказал:
- Хорошо. Пошли.
Катя метнулась к балкону и с ожесточением повернула все три закрывающие дверь ручки. С визгом проехала по карнизу штора, в комнате стало сумрачно, печально и тихо. Просто вообразить невозможно, что кто-то здесь недавно кричал и плакал.
Тимоша привел Милку в ее комнату.
- Сними ты это платье! - сказал он ей. - Ей-богу, оно тебе не идет!
Милка покорно, шмыгая носом, пошла в ванную и начала стаскивать узкое платьице… Она ощущала себя настолько опустошенной, что ей можно было давать любые указания. Но в то же время опустошение казалось сладким и освобождающим. Будто сама по себе возгорелась рухлядь, которую только по лености не сожгли раньше, а теперь она исчезла, и все тому рады. Как хорошо! Сейчас она переоденется и пойдет к ним. Она их проводит, ведь смешно задерживать - у них путевки. Но они обязательно на обратной дороге заедут. Значит, главная задача вернуться к этому времени из Болгарии.
Так она думала, освобождаясь от платья, как от засохшей и отмершей кожи, но оно не снималось, цеплялось, потому что «молнию» она расстегнуть забыла…
А Тимоша в это время вышел к Ларисе и сказал:
- Держи ее как можешь… Я их сейчас отвезу на вокзал.
- Что за спешка и при чем тут ты? - спросила Лариса.
- Я альтруист, - пошутил Тимоша. - Вижу - женщина с детьми, а у меня четыре колеса…
- Знаешь, - засмеялась Лариса, - они из Северска… Я помню, ты когда-то туда ездил в командировку… Может, это твоя знакомая?
- Признаю себя виновным. Знакомая.
- А! - сказала Лариса. - А говорил - альтруист…
- Держи дочь! - приказал Тимоша и пошел к выходу.