— Да, сейчас, — сказал он, зевая.
Он чавкнул, поморгал и подложил кулаки под затылок, чтобы не приходилось напрягать кишки, глядя на нее.
— Что такое?
— У вас ведь осталось еще такое пиво? — спросила Джейси.
Мужчина пристально оглядел тропинку. Потом посмотрел на бутылки, охлаждающиеся в реке, и почесал голову.
— Ну пожалуйста, — сказала Джейси. — Я пить хочу, умираю. Дайте одно. Я могу заплатить.
Он сел с недовольным видом, но потом кивнул и усмехнулся.
— Хорошо, — сказал он. — Давай.
Джейси осторожно пошла к островку по камням, покрытым замшей из водорослей. Когда она добралась туда, мужчина уже вытащил пиво из воды и откупорил.
— Оно не холодное, но рот не обожжешь, — сказал он.
У мужчины был мягкий голос.
Джейси сделала два жадных, торопливых глотка, а потом стала разглядывать бутылку с большим интересом. Смущение разгорячило ее жаром более глубоким, чем тепло от солнца.
— «Хайнекен», — сказал она. — Лучшее пиво, какое только есть, по-моему.
Мужчина ничего не ответил, только забавно хмыкнул носом.
— Вообще-то я пришла сюда не для того, чтобы лезть к вам с разговорами, — сказала Джейси. Она сунула палец в карман и выудила пару пожеванных купюр. — Вот. У меня есть два доллара. Хватит?
— Да забудь, — сказал он. — Присядь, если хочешь.
Джейси села, вытянув вперед крепкие розоватые ноги и скрестив в районе щиколоток — так они смотрелись лучше всего. Она сделала еще один большой глоток пива, и не смогла удержаться — ужасная булькающая отрыжка вышла из нее.
— На здоровье, — сказал мужчина, глянув на нее через плечо теплыми серыми глазами, от которых расходились веселые стрелки морщинок.
Его светлые волосы подвытерлись спереди, обнажив веснушчатый череп, но это было заметно только с очень близкого расстояния. Гораздо больше бросалось в глаза состояние его правой руки. Ближе к плечу она была покрыта шрамами. Безобразный рубец извивался по внутренней стороне бицепса и доходил почти до запястья. Черные волосы, толстые и блестящие, там и сям пробивались через шрам, как остатки хирургических нитей. На этой руке были сделаны три татуировки: женщины, изображенные с неожиданно хорошим вкусом — ни одна из них не была голой или в непристойном виде. На плече — наколота дама средних лет в больших полузатемненных очках, она сидела напряженно, будто школьница за партой, распущенные волосы разделял прямой пробор. Вторая женщина — на предплечье — улыбалась сидевшей у нее на руках маленькой собачке с ушами летучей мыши. Третья, одетая в капри, на фоне заходящего солнца ловила рыбу в прибое.
Только разглядев татуировки как следует, Джейси заметила, что женщина везде одна и та же.
— Ты где-то здесь живешь? — спросил мужчина.
— Недалеко отсюда, — быстро и нервно ответила Джейси. — Здесь такая скукотища. Я бы хотела жить в городе.
— Да, в городе неплохо, если тебе нравятся банкиры и африканские дикари, — сказал мужчина.
Он вытряхнул сигарету из зеленой пачки и предложил Джейси — она взяла. Джейси облокотилась на валун, обхватив его рукой, и закурила. Обрыв был позади нее. Она надеялась, что Майе и Линдеру хорошо ее видно: волосы, спадающие на спину, блестящие на солнце, пиво, которое она так отважно раздобыла, и восхитительный табачный дым, поднимающийся над ее рукой.
— Я Стюарт Куик, — сказал мужчина. — А тебя как зовут?
Джейси назвалась именем матери — Джун.
— Надо же, мне нравится, — сказал он. — Девушку, на которой я собирался жениться, звали Августа.
— Почему не женился?
Куик приподнял верхнюю губу над зубами и, дружелюбно прищурившись, стал вглядываться в прошлое.
— Не знаю. Страх, глупость, деньги, ее бывший и самая жуткая бородавка, какую ты только можешь себе вообразить, вот здесь, — сказал Куик, показав место на стыке правой ноздри и щеки. — Она была размером с мяч для гольфа.
Джейси засмеялась, прикрыв ладонью рот, чтобы не показывать брекеты.
— Сколько тебе, Джун? — спросил он.
— Угадай. — Она пустила пустую бутылку по реке, как делал Куик.
— Сорок пять, — сказал он, вручая ей еще одну.
— Прекрати, — сказала Джейси. — Мне восемнадцать.
— Какое совпадение, — сказал он. — Мне тоже восемнадцать.
Потом он стал расспрашивать Джейси: как давно она живет здесь, что читала в школе, собирается ли поступать в колледж, что будет там изучать.
Джейси врала ему — как ей казалось, умно и находчиво. Она заявила, что поступает в Эмори и будет изучать медицину, хотя какую-то часть ее тянуло в Нью-Йорк, где одна школа, чье название вылетело из головы, предлагала ей бесплатно учиться актерскому мастерству и вокалу.
На все, что она говорила, Стюарт Куик улыбался, кивал и говорил ей, как разумно она поступает и какой она должна быть талантливой, если перед ней открыты столь замечательные перспективы.
Потом он посмотрел наверх, на густые зеленые заросли дуба, сосны и камедного дерева.
— Твои приятели все еще там? — спросил Стюарт. — Может, им спуститься и потрепаться с нами?
Джейси не понравился такой поворот в разговоре. Ей было обидно думать, что Куик не чувствует того, что чувствует она: особенную, интимную атмосферу между ними, сидящими вот так вдвоем на теплом камне.