Пространство возле окон и дверей занимали чудовища. От влажной шерсти остро пахло зверьем. У стены стояла кучка людей. В изорванной одежде, грязные, раненые, со следами засохшей крови на лицах. Февры. Ученики. Несколько архивариусов. Летописцы. С облегчением я увидела растрепанную Эмилию Сентвер. Бесцветных близнецов с горящими алыми глазами. Испуганную грязную Меланию и растерянного Майлза. Альфа с перевязанной рукой и коркой крови на шее и ухе. Угрюмого и избитого февра с молниями в волосах, который поддерживал Лейту Скарвис. Едва стоящего на ногах Бурана Эйсона.
Но здесь не было красавца Брайна Дествина, который подарил мне железного мотылька.
Не было пухлощекой Сильвии, молчаливого Дерека, наставника по рукопашному бою, парня с хрустальными глазами…
Не было наставника Бладвина.
Здесь не было… многих.
Сопровождающий хриав впихнул меня в нишу за единственным уцелевшим гобеленом. Отсюда был прекрасно виден зал, но я оставалась в тени.
Я коротко втянула воздух и обернулась к пятну света возле статуи. Там поставили бархатное кресло, которое раньше возвышалось в кабинете Верховного февра. На него с ухмылкой уселся Ржавчина, поставив одну ногу на старинный глобус, тоже позаимствованный у бывшего хозяина Вестхольда. Грязная ступня парня встала как раз на золотые очертания нашей Великой Империи.
Февры дернулись от ярости.
Ржавчина оперся локтем о голое колено, показавшееся в разрезе его странной юбки.
– Начнем. – Ржавый Король обвел насмешливым взглядом напряженные и злые лица. – Здесь находятся те, кто еще может держать в руках оружие и все еще мнит себя защитником Двериндариума. Как видите, вас осталось немного. Прислужники, лекари и рабочий люд смогут вернуться в свои дома. Их и ваши жизни зависят от общего благоразумия, если оно осталось в этих тупых головах.
Ржавчина сплюнул на грязный пол, и я увидела, как дернулись несколько февров. Парень, одетый в странную юбку, босой и на первый взгляд – безоружный, казался им легкой добычей. Но лишь до того момента, как навстречу молниеносно не скользнуло несколько чудовищ, показывая клыки.
Февры замерли, и Ржавчина укоризненно цокнул языком.
– Я же говорю – идиоты. Повторяю для тугодумов: Двериндариум теперь мой. Остров отрезан от большой земли и только от меня зависит, сожрут оставшихся людей мои мохнатые друзья или удовлетворятся на ужин говядиной. Поверьте, они предпочли бы полакомиться мясом февров.
Несколько чудовищ угрожающе зарычали, и люди отхлынули испуганной волной. Ржавчина хмыкнул и кивнул:
– Вот так-то лучше.
– Кто ты такой? – произнес Киар Аскелан. Он выглядел спокойным, в отличие от Рейны, лицо которой искажала бессильная ярость. На щеке девушки змеился рваный шрам.
– У меня не было звучной фамилии или титула, бесцветный. Но я изменю этот мир и восстановлю клятую справедливость. Так что зови меня Ваше Величество, Ржавый Король.
– Ты отступник! – закричала Эмилия Сентвер. – Чудовище!
Ржавчина рассмеялся.
– А еще – приютский крысеныш. Грязь на подошвах благородных господ. Отброс, мусор, ничтожество. Я слышал все, что ты можешь сказать. А еще я тварь Мертвомира и ночной кошмар! И тот, кто с радостью оторвет твою башку вместе с болтливым языком!
Его голос стал ниже, плечи опустились, и в человеческом облике вдруг проскользнуло чудовище. Словно рябь прошла под кожей парня.
Я напряглась, с испугом глядя на госпожу Сентвер и мысленно умоляя ее замолчать.
– Я эфрим. И таким меня сделал ваш проклятый Совет! Ваш Верховный. Все эти монстры, все эти чудовища – дело рук Империи. Мы стали такими с одобрения Большого Совета и самого венценосного правителя. Так что вините их, а не нас! Мы всего лишь хотели выжить!
– Что за чушь? Ты бредишь? Да он сумасшедший! – испуганные возгласы и взгляды, непонимание.
Усмешка Ржавчины больше похожа на оскал. Он рассказал, как приютских детей заставляли выносить живое. То, чем они становились, очень наглядно рычало у стен.
Февры переглядывались и сжимали кулаки, но браслеты у всех были заперты.
Кто-то по-прежнему не верил. Киар выглядел задумчивым. Мелания прижала к губам грязную ладошку и отчаянно озиралась, словно надеялась найти в толпе еще одно лицо. Наверняка искала Итана. Последний раз я видела парня на мосту и боялась думать, почему его нет в этом зале.
– Так что я всего лишь восстановил справедливость, – закончил мой бывший друг, завершив рассказ.
– Ты проклятый ренегат! И не думай, что мы поверим твоим сказкам! Убийца! – воскликнул архивариус Белого Архива. Левый глаз мужчины заплыл и не открывался. Было видно, что стоять архивариусу трудно. Но голову он держал высоко.
Губы Ржавчины тронула улыбка.