Двести лет вместе. Часть I. В дореволюционной России

Ещё один обиженный генерал из охраны города, Бессонов, «стоял в толпе громил и мирно беседовал с ними: „Громить можно, но грабить не следует“. Громилы кричали „ура“». И в другом случае оставался «хладнокровным зрителем грабежа. Когда же один из громил крикнул „бей жидов“, [Бессонов] в ответ одобрительно засмеялся». Одному доктору он якобы объяснил, что «если бы он хотел, погром окончился бы в полчаса, но евреи приняли слишком большое участие в революционном движении и потому должны поплатиться». – После погрома в затребованном военным начальством объяснении он отрицал приписываемые ему одобрительные разговоры о погроме, а что, напротив тому, призывал жителей остановить погром: «пожалейте нас, не доводите войска до действия оружием… до пролития своей же, русской крови».

К генералу Карассу текли непрерывные депутации, требовали одни – удаления из города войск, другие – приказания действовать оружием, третьи, четвёртые и пятые – об охране их имущества. Между тем всё 19‑е число бездействовала полиция, и воинские начальники плохо или безтолково выполняли распоряжения. С 20 октября Карасс отдал распоряжение «оцеплять и задерживать всех громил». Были произведены многочисленные аресты, в одном месте войска стреляли по громилам, убили пятерых, нескольких ранили. К концу 20‑го погром был полностью прекращён, а поздно вечером «слух о том, что евреи режут русских, привёл жителей в полное смятение», ждали мести.

Всего за дни погрома было, по приблизительному подсчёту полиции (часть пострадавших уносилась толпою), – убито 47 человек, в том числе евреев – 12, ранено – 205, евреи из них – третья часть.

Турау заканчивает свой отчёт выводом, что «главной причиной еврейского погрома в Киеве была издавна существующая рознь между малороссийским и еврейским населением, обусловленная различием их миросозерцания. Ближайшим же поводом явилось оскорбление национального чувства революционными манифестациями, в которых видная роль принадлежала еврейской молодёжи». Виновников «глумления и надругательства над всем, что ему свято и дорого», простой народ «видел в одних только евреях. Он не мог понять, после дарованных милостей, само революционное движение и объяснял его стремлением евреев добиться „своей жидовской свободы“». – «Неудачи войны, по поводу которых еврейская молодёжь открыто выражала всегда живейшую радость, уклонения их от военной службы, участие в революционном движении, в ряде насилий и убийств должностных лиц, оскорбления войск… вызывало, несомненно, в простом народе раздражение против евреев», «вот почему в Киеве были случаи, когда многие русские, открыто предоставляя у себя приют беднякам евреям, укрывавшимся от насилий, резко отказывали в нём молодым евреям».

Писала об этом и газета «Киевлянин»[1277]. «Несчастные евреи! Чем виноваты эти тысячи семейств… На своё горе и несчастье евреи не удержали своих безумцев… Но ведь безумцы есть и между нами, русскими, и мы не могли их удержать».

Безумствовала революционная молодёжь – а расплачиваться досталось пожилому и мирному еврейству.

Так – мы копали бездну с двух сторон.

По одесскому же погрому мы имеем аналогичный и детальнейший отчёт о ревизии сенатора Кузминского[1278].

В Одессе, и всегда революционно настроенной, сотрясения проступили и нарастали уже с января; а взорвались 13 июня (независимо от пришедшего вечером 14‑го на одесский рейд броненосца «Потёмкин»). Весь день 14‑го Одесса бурлила, больше молодёжь, на этот раз и рабочие: «значительные толпы их стали насильственно прекращать работу на заводах и фабриках»; Толпа «человек в 300 пыталась проникнуть в развесочную [чая]… произвела несколько выстрелов в околоточного надзирателя, удерживавшего толпу от вторжения, но была рассеяна» залпом полицейского наряда. «Вскоре, однако, она снова собралась», пошла на полицейский участок, перестреливалась с ним, также и из дома Докса «из окон и [с] балкона… было произведено в полицейских чинов несколько выстрелов». Другая толпа «из лежавших на улице строительных материалов устроила баррикаду, из-за которой стреляла по наряду полиции»; ещё на одной улице подобной толпой «было опрокинуто несколько вагонов конно-железной дороги». «Довольно большая толпа евреев ворвалась во двор жестяной фабрики, засыпала [городовому] глаза табаком… при появлении полицейского наряда разбежалась, открыв огонь из револьверов, причём, из числа стрелявших, четыре еврея [перечисляются] были тогда же задержаны»; ещё на одном перекрестке «из собравшейся… толпы евреев [двое] стреляли из револьверов и ранили конного стражника»; «вообще в течение всего дня 14 июня на всех почти улицах города происходили постоянные стычки евреев с нарядами полиции, во время которых евреи пускали в дело огнестрельное оружие и камни» и ранили нескольких городовых. «Со стороны евреев было также ранено до 10 человек», толпа уводила их и скрывала. И ещё, убегая от городового, мещанин Ципкин бросил бомбу, от которой погиб и он, и городовой Павловский.