Двести лет вместе. Часть II. В советское время

Но как ни массово было вовлечение молодых городских евреев в коммунистическую и советскую культуру и деятельность, – не менее упорным было и сопротивление тому еврейства духовного, еврейства большей частью пожилого, и в бывшей черте оседлости. Скалой Евсекции партия врезалась и давила. «Нужно побывать в коренном еврейском городе, в каком-нибудь Минске или Витебске, чтобы увидеть, как всё, что было в еврействе достойного, уважаемого и заслуживающего уважения, отодвинуто книзу, задавлено нищетой, скорбью, безнадёжностью, и как выдвигаются в первые ряды и на первые места люди безпутные, легкомысленные, наглые»[759]. Большевицкая власть стала носителем «страшного опустошения, материального и морального… и в нашей, еврейской среде»[760]. – «Массы еврейских большевиков, с одной стороны, и еврейских нэпманов, с другой, являются достаточно грозным указанием на глубину культурного разложения еврейства. И если и в русском народе радикальное исцеление от большевизма ожидается от восстановления религиозно-нравственных начал национальной и государственной жизни, то и еврейская мысль должна работать в том же направлении»[761]

.

Она – и работала так. Но о степени интенсивности и успеха в том – показания расходятся. Близкий современник считает, что «еврейское общество оказалось либо совершенно без руля и без ветрил, либо в растерянности, и от растерянности – духовно отошло, отвернулось от происходящего», – в отличие от русского общества, где всё же было сопротивление, хотя «неумелое и неуспешное»[762]. «В конце 1920 – начале 1930‑х гг. происходил массовый отход евреев от традиционного уклада жизни»[763]. – Позже того: еврейство России «за последние 20 лет [написано в 1933] отходило всё больше и больше от исторического своего прошлого… с умерщвлением еврейского духа, еврейской традиции»[764]

. – Ещё через несколько лет, перед самой Второй Мировой войной: «С воцарением в России большевистской диктатуры борьба отцов и детей на еврейской улице приняла особенно ожесточённые формы»[765].

А озираясь спустя полвека, уже в Израиле, М. Агурский напоминал: несчастия, постигшие евреев в последствие революции, во многом вызваны отказом еврейской советской молодёжи от религии и национальной культуры, «исключительное влияние коммунистической идеологии»… «Массовое проникновение евреев во все области русской жизни» и в советское руководство в первые двадцать лет после революции оказалось для евреев неконструктивным и вредным[766].

И наконец, автор 90‑х годов XX века: «Евреи были элитой революции и выигравшей стороной. Это – особая сторона русской интернационально-социальной революции. Помимо того, еврейство в ходе модернизации было политически большевизировано и социально советизировано: еврейская община как этническая, религиозная и национальная структура – безследно исчезла»[767]

.

Еврейская молодёжь, ушедшая в большевизм, была в упоении от своей новой роли, от своего напора на жизнь. При этом иные даже с восторгом отрекались от своей национальности. Но этот переход в интернационализм и оголтелый атеизм – не был ассимиляцией в том старом смысле, какого долгие века боялось еврейство: ухода в культуру окружающего большинства. Уходили они туда же, куда и вся молодёжь, – создавать новый советский народ. – Лишь малая струя, подмеченная М. Агурским, – даже и принявшая православие, а вместе с тем и желающая сохранить «политические формы большевизма», как адвокат Я. Гурович, защитник митрополита Вениамина на его смертном процессе 1922 года[768]

, – лишь эта струя стремилась раствориться именно в русской культуре и может быть названа ассимилянтской. – Еврейская Энциклопедия сейчас пишет о сотрудниках-евреях «партийного и государственного аппарата, хозяйственных, научных и даже военных ведомств и учреждений», что «большинство не скрывали своего еврейского происхождения, но они и их семьи быстро переняли русскую культуру и язык, и их принадлежность к еврейству вскоре утратила всякое культурное содержание»[769]. Да, пострадала в этих людях культура, их воспитавшая, создавался «советский человек», но последующие десятилетия показали, что и сохранился, не уничтожен был в них остаток еврейского самоощущения.

Да и в самые 20‑е годы, вот за 1924–1926, несмотря на весь разлив интернационализма, смешанных браков («между евреями и русскими или другими неевреями») было в среднем по стране всего лишь 6,3 % (от числа евреев, вступающих в брак), в РСФСР – 16,8 %, но в Белоруссии – 2,8 %, на Украине – 4,5 %[770] (по другим данным, на один 1926 год, по стране в среднем 8,5 %, в РСФСР – 21 %, в Белоруссии – 3,2 %, на Украине – 5 %[771]). Ассимиляционное слияние – только начиналось.

* * *