Двести лет вместе. Часть II. В советское время

Разумеется, при любом «проценте» в советском и партийном аппарате, – и тут ошибочно объяснять злейший антикрестьянский замысел коммунизма именно еврейским участием. Нашёлся бы на Наркомзем и русский, вместо Яковлева-Эпштейна, это достаточно проявилось в нашей послеоктябрьской истории. Смысл же и последствия раскулачивания и коллективизации не могли быть только социальными и экономическими: в миллионных множествах изничтожалась не безликая масса, а реальные люди, с традиционной культурой, вырывались их корни, погашался дух, – по сути, раскулачивание проявилось не только как мера социальная, но и мера национальная, – и чем аргументировать, что это не содержалось и в коммунистическом замысле? Стратегически задуманный Лениным удар по русскому народу как главному препятствию для победы коммунизма – успешно осуществлялся и после него. В те годы – Коммунизм всей своей жестокостью мозжил русский народ. И поразиться надо, что кто-то осмысленный всё-таки уцелевал. – Коллективизация, больше всех других коммунистических действий, ясно отвергает всякие теории о «национальной», якобы «русской», диктатуре Сталина. О содействии же в коллективизации правящих коммунистов-евреев – стоит помнить, что оно было усердно и талантливо. Слышим вот от третьеэмигранта, росшего на Украине: «Я вспоминаю своего отца, свою мать, дядей, тёток – с каким восторгом проводили они коллективизацию, выполняли пять в четыре и писали подходящие к случаю производственные романы!»[809] – В правительственной газете стояло: «Нет у нас еврейского вопроса. На него уже давно дала категорический ответ Октябрьская революция. Все национальности равны – вот был этот ответ»

[810]. Однако когда в избу приходил раскулачивать не просто комиссар, но комиссар-еврей, то вопрос маячил.

«В конце 20‑х годов», пишет Ш. Эттингер, «среди трудностей жизни в СССР, многим казалось, что единственный народ, который выиграл от революции, – это евреи: они находились на важных правительственных постах, они составляли крупную пропорцию среди университетских студентов, а по слухам – получили лучшие земли в Крыму, они наводнили Москву»[811].

Но вот спустя полвека, в июне 1980, проходила в Колумбийском университете (слышал по радио) конференция о положении евреев в СССР. Учёные докладчики описывали, каково стеснённое положение советских евреев, и особо выделяли, что: евреям предлагают отказаться от своих корней, веры, культуры – и включиться в какое-то безнациональное сообщество, – либо эмигрировать.

Ба! Да то самое, что в Двадцатые годы требовалось и вынуждалось, под угрозой Соловков, от всех народов бывшей России, и при том не было выхода – «либо эмигрировать».

«Светлые» Двадцатые годы – ох как нуждаются в трезвой оценке.

Они наполнены были ожесточёнными преследованиями и по классовому признаку, в том числе неповинных детей за прошлую, даже не виданную ими жизнь их родителей, – но 

тогда: не евреи были те дети, не евреи были те родители.

Все Двадцатые годы добивали насмерть священство. (Нечего и говорить, что священство было – сгущённый во многих поколениях русский национальный тип.) Занимались этим особые «церковные отделы ГПУ», и во главе их народ видел, конечно, не только евреев, но слишком часто и евреев.

С конца Двадцатых на Тридцатые прошла полоса судебных процессов и над инженерами: избивали и убивали всю старую инженерию – а она была по своему составу подавляюще русская, да ещё прослойка немцев.

Также громили в те годы устои и кадры русской науки во многих областях – истории, археологии, краеведении, – у русских не должно быть прошлого

. – Никому из гонителей не будем вменять собственного национального побуждения. (Да если в комиссии, подготовившей и обосновавшей декрет об упразднении историко-филологических факультетов в российских университетах, состояли Гойхбарг, Ларин, Радек и Ротштейн, то так же там состояли Бухарин, М. Покровский, Скворцов-Степанов, Фриче, и подписал его, в марте 1921, – Ленин.) А вот в духе декрета национальное побуждение было: ни история, ни язык этому народу – «великоросскому» – больше не нужны. В 20‑е годы было отменено само понятие «русской истории» – не было такой! И выметено прочь понятие «великороссы»: не было таких!

Тем больней – что мы, сами русские, рьяно шли по этому самоубийственному пути. И именно этот период 20‑х годов принято считать «расцветом» освобождённой – от царизма, от капитализма – культуры! Да даже само слово «русский», сказать: «я русский» – звучало контрреволюционным вызовом, это-то я хорошо помню и по себе, по школьному своему детству. Но без стеснения всюду звучало и печаталось: русопяты!

В «Правде» на видном месте предлагалось (В. Александровский, более ничем не проявленный):