Двести лет вместе. Часть II. В советское время

По избранному нами кругу рассмотрения – только в России – Катастрофа как целое не входит в эту книгу. Но по неисчислимости страданий, постигших в XX веке на Земле оба наших народа, еврейский и русский, по невыносимой тяжести исторических уроков, по гложущей тревоге о будущем – нельзя не поделиться, хотя бы кратко, некоторыми раздумьями, своими и чужими, не проследить, как высокие еврейские умы оценивают Катастрофу на историческом отстоянии, пытаются охватить и понять её.

Катастрофа – не зря пишется с большой буквы. Это – грандиозное событие для древнего исторического народа. Она не могла не вызвать у евреев сильнейших чувств – и самых разнообразных размышлений и выводов.

Многих давно ассимилированных евреев, отошедших от своего народа, Катастрофа привела – к более отчётливому и напряжённому ощущению своего еврейства. Но и: «Для многих Катастрофа – доказательство того, что Бог умер. Если б Он существовал, то, несомненно, не допустил бы до Освенцима»[1153]. А вот восприятие противоположное: «Один из бывших узников Освенцима сказал недавно: „в лагерях была дана новая Тора, только мы её ещё не можем прочесть“»[1154]

.

И ещё от израильского автора, убеждённо: «Из-за того, что мы не выполняли Завета, не возвращались на свою землю, произошла Катастрофа. Мы должны были вернуться, чтобы восстановить Храм»[1155].

Однако такое понимание достигнуто лишь одинокими умами – хотя ведь пронизывает все книги пророков Ветхого Завета.

У иных возникла, и посегодня жива, горькая мысль: «Человечество уже от нас однажды отказалось… Мы не оказались частью западного мира во время Катастрофы. Запад отторг, изверг нас»[1156]. – «Нас одинаково удручает как сама Катастрофа в Европе, так и почти полное равнодушие всего мира и даже вне европейского еврейства к судьбе евреев в фашистских странах… Какая великая вина лежит на демократиях мира вообще и на евреях демократических стран в частности… Погром в Кишинёве – ничтожное преступление по сравнению с немецкими зверствами, с… систематически проведенным планом истребления миллионов еврейских жизней; и тем не менее Кишинёв вызвал бо́льший протест… Даже процесс Бейлиса в Киеве вызвал на всём свете больше внимания»[1157]

.

Но это – несправедливо. С тех пор, как суть и размеры уничтожения стали для мира проясняться, – евреи ощутили последовательную, энергичную защиту и горячее сочувствие со стороны многих народов.

Признают это и некоторые современные израильтяне, и даже предупреждают соотечественников против крайностей: «Постепенно память о Катастрофе перестала быть памятью. Она стала идеологией Еврейского государства… Память о Катастрофе превратилась в религиозное служение, в государственный культ

… Государство Израиль приняло на себя роль апостола культа Катастрофы среди других народов, её священника, собирающего с народов положенную десятину. И горе тем, кто отказывается эту десятину платить!» И вывод: «Худшее наследие нацизма для евреев – это роль сверхжертвы»[1158].

И у другого автора, весьма сходно: культ Катастрофы заполнил «пустоту в душе нерелигиозных евреев»; «травма Катастрофы из реакции на произошедшее событие переросла в новый национальный символ, вытесняющий все остальные». И «эта „ментальность Катастрофы“ крепнет из года в год»; «если мы не оправимся от травмы Освенцима, нам так и не стать нормальным народом»[1159]

.

И в еврействе не прекращается работа осмысления Катастрофы, иногда мучительная. Вот мнение израильского историка, бывшего советского зэка: «Я принадлежу к тем евреям, которые не склонны несчастья национальной судьбы сваливать на злых „гоим“, а себя почитать… несчастной овечкой или игрушкой в чужих руках. Во всяком случае в XX веке! Наоборот, мне близка мысль Ханны Арендт, что евреи в нашем столетии были равноправными участниками исторических игр народов и чудовищная Катастрофа, обрушившаяся на них, была следствием не только злобных умыслов врагов человечества, но и огромных роковых просчётов самого еврейства, его лидеров и активистов»[1160].

Ханна же Арендт «искала причины Катастрофы также [и] в самом еврействе… Её основной аргумент: современный антисемитизм был одним из последствий особых отношений евреев к государству и обществу в Европе»; евреи «оказались не способны оценить сдвиги сил в национальном государстве и растущие социальные противоречия»[1161].

В конце 70‑х прочтём у Дана Левина: «В этом вопросе я согласен с проф. Брановером, который считает, что Катастрофа была в значительной мере наказанием за грехи, в том числе – за грех руководства коммунистическим движением. В этом что-то есть»[1162].

Нет, такого заметного движения в еврействе не произошло. Массе современного еврейства такое понимание кажется оскорбительным и кощунственным.