Двести лет вместе. Часть первая. В дореволюционной России

Как и в Европе, многообразный рост еврейских устремлений не мог не вызвать у русских общественных слоев – у кого тревогу, у кого резкое противодействие, но у кого ж и сочувствие.

А у кого – и политический расчёт. Как народовольцы в 1881 сообразили выгоду сыграть на еврейском вопросе (тогда – в направлении травли), – так, спустя время, российские либерально-радикальные крути, левое крыло общества, сметило и усвоило надолго – выгоду использовать еврейский вопрос как весомую политическую карту в борьбе с самодержавием: всячески растравлять, что равноправия евреев в России нельзя добиться никаким другим путём, кроме полного свержения самодержавия. От либералов до эсеров и большевиков, евреев то и дело привлекали – кто и с искренним сочувствием, но все – как удобный козырь противосамодержавного фронта, и этот козырь, без зазрения совести, уже не выпускался революционерами из рук, использовался до самого 1917 года.

Однако все эти общественно-газетные веянья и обсужденья – совершенно ещё не коснулись в те годы народного отношения к евреям в Великороссии. О том есть множество свидетельств.

Вот Я. Тейтель, много живший в глуби России и общавшийся с простонародьем, свидетельствует, «что простому народу чужда расовая и национальная вражда» [1100]. – Или вот, в мемуарных записях князей Вяземских отмечено, что в их больнице в Коробовке Усманского уезда крестьяне не любили хамоватого д-ра Смирнова, а когда его сменил старательный д-р Шафран – он пользовался всеобщей любовью и благодарностью крестьянской округи. – Из опыта каторги 80-90-х гг. подтверждает и П.Ф. Якубович-Мелынин: «Было бы неблагодарным делом отыскивать даже и в подонках нашего простонародья какие-либо антисемитские тенденции» [1101

]. – И именно с чувством, что таковых нет, евреи белорусского местечка, в начале XX века, дали телеграмму в Москву купчихе-благотворительнице М.Ф. Морозовой: «Пожертвуй сколько-то, синагога сгорела, ведь Бог у нас один». И она послала просимую сумму.

Да собственно, ни либеральная российская, ни еврейская печать и не обвиняли русский народ в природном антисемитизме, а – утверждали настойчиво, что антисемитизм в народной массе искусственно и злобно создавался и поджигался правительством. И сама формула «самодержавие, православие, народность» воспринималась в еврейских образованных кругах как направленная именно против евреев.

А в середине XX в. читаем у еврейского автора: «В старой России антисемитизм не имел глубоких корней в народных массах… В широких массах народа антисемитизма почти не было, да и самая проблема отношения к еврейству перед ними не вставала… Лишь в некоторых частях так называемой черты оседлости, главным образом на Украине, где ещё со времени польского господства, в силу особых условий, на которых здесь не приходится останавливаться, настроения антисемитизма имели очень широкое распространение в крестьянстве» [1102]. Это – вполне верно. И сюда же – можно добавить Бессарабию. (Давность таких чувств и условий находим и у Карамзина: окружавшие Лжедмитрия казаки, очевидно запорожские, ругали россиян жидами [

1103], значит, для западных областей это было ругательство.)

А в русском фольклоре? Словарь Даля охватывал не только Великороссию, но и западные губернии, и Украину – пометкою «ю-зап», но далеко не всегда. В своих дореволюционных изданиях он содержал немало слов и разговорных выражений, производных от «жид». (Показательно, что в советском издании 1955, несмотря на трудности при фототипии, была перенабрана соответствующая страница [1104], и всё это словарное гнездо между «жигало» и «жидкий» – целиком убрано.) Но в наборе этих выражений, приводимых Далем, есть часть наследства от церковно-славянского языка, в котором слово «жид» никак не было укоризненным, а только племенным определением; есть – и наслоения от социальной практики в польские и послепольские века в черте оседлости, есть нанесенное и в Смуту XVII в., – в самой же Великороссии тогда почти не было и контакта с евреями. Это наследие и отражено в пословицах, приводимых Далем, хотя и в русском написании, но часто угадывается юго-западное происхождение. (И уж во всяком случае они родились не в недрах российского министерства внутренних дел.)

Однако с этими пословицами и сопоставим: а сколько же в народе недоброжелательных пословиц о православном священстве, почти ни одной благожелательной.

Свидетель из Мариуполя [1105] (и не он один, это достоверно) рассказывает, что у них в дореволюционное время кардинально различались «еврей» и «жид». Еврей – это законопослушный гражданин, чьё бытовое поведение, отношение к людям не отличается от окружающей среды. А «жид» – это живодёр. И можно было услышать: «Я не жид, я честный еврей, я вас не обману». (Такие заявления из еврейских уст встречаются и в литературе; такое же мы прочли и в листовке народников.)

Это смысловое различие – надо иметь в виду при оценке пословиц.

Всё это – следы давней национальной розни на территориях Запада и Юго-Запада.