Двести лет вместе. Часть первая

Тут – взбеленился Ленин, и пришлось ему самому схватиться с Бундом. Теперь он не только призывал «не ослаблять силы своего натиска[т. е. на самодержавие] дроблением на многочисленные самостоятельные политические партии»[838], но и со страстью кинулся доказывать (правда, вслед за Каутским), что евреи – вообще не нация: у них нет ни общего языка, ни общей территории. (Плоское материалистическое суждение. Евреи – из самых реальных и слитных, слитных в духе, наций на Земле. В своём поверхностном пошлом интернационализме Ленин не понимал глубины и исторической укоренённости еврейского вопроса.) «Идея об особом еврейском народе реакционна по своему политическому значению»[839], узаконяя еврейскую обособленность. (Уж тем более «реакционны» были для него сионисты.) Выход для евреев Ленин видел только в их полной ассимиляции, – то есть вообще перестать быть евреями.

Летом 1903 на II съезде РСДРП, в Брюсселе, из 43 делегатов – от Бунда было только 5 (хотя вообще «принимало участие много евреев»). И Мартов, «поддержанный 12 евреями (среди них Троцкий, Дейч, Мартынов, Лядов и др.), выступил со стороны партии против федеративного принципа» для Бунда, – и бундовцы ушли со съезда (это и дало возможность победить ленинскому «параграфу 1-му устава»), вышли из РСДРП[840]. (После раскола РСДРП на большевиков и меньшевиков «лидерами меньшевиков были П. Аксельрод, А. Дейч, Л. Мартов, М. Либер, Л. Троцкий»[841], а также Ф. Дан, Р. Абрамович, – Плеханов же держался особняком.)

От своего возникновения Бунд быстро стал мощной и деятельной организацией «на еврейской улице», как тогда выражались. «До кануна событий 1905 г. Бунд был самой сильной социал-демократической организацией в России в смысле налаженности своего аппарата, дисциплинированности, спаянности, гибкости и умелой конспирации». «Нигде нет такой дисциплины, как в Бунде». «Крепостью» Бунда был Северо-Западный край[842]

.

Правда, выступила соревновательная и губительная опасность Бунду от возникшей в 1901 «Независимой еврейской рабочей партии». Создалась она – под влиянием и внушениями Зубатова, убеждавшего еврейских рабочих, как и всяких других, что им нужна не социал-демократическая идеология, им нужно бороться против буржуазии за свои экономические интересы, и правительство заинтересовано в их успехе, и они могут действовать легально, власти будут доброжелательным арбитром. – Во главе этого движения стала энергичная Мария Вильбушевич, дочь мельника. «Последователи Зубатова… имели в Минске среди[еврейских] рабочих большой успех», и они с большой страстью боролись против бундовцев, и экономическими стачками многого добились. – Успешно действовали «независимцы» ещё и в Одессе (Хуна Шаевич). – Но как во всём объёме государства напуганное правительство (и Плеве) сорвало замысел Зубатова, так и с «независимцами»: Шаевич в 1903 был арестован, на малый срок, – а тут принеслись вести о кишинёвском погроме, и у «независимцев» опустились руки[843].

Тем временем «Бунд получал помощь от заграничных групп» – сперва из Швейцарии, затем из Парижа, Лондона, из Америки, где «группы содействия… достигли довольно значительных размеров». Возникли «клубы, землячества и общества для оказания помощи деятельности Бунда в России. Помощь эта была, главным образом, денежная»[844].

С 1901 Бунд отказался от «экономического террора» (нападения и избиения хозяев, фабричной администрации), ибо он «затемняет социал-демократическое сознание рабочих», уж будто стал и против участия в терроре политическом[845]. Однако в 1902 бундовец сапожник Гирш Леккерт стрелял в виленского губернатора и за то был повешен. Стрелял и несовершеннолетний бундовец Мендель Дейч, чей «выстрел означал уже апогей движения еврейских масс»[846]. – И Бунд заколебался, не перейти ли снова к террору. Летом 1902 его бердичевская конференция приняла резолюцию об «организованной мести». Но пошла в Бунде дискуссия – и через год съезд Бунда формально отменил то решение конференции[847]

. – По словам Ленина, в 1903 Бунд испытал «террористически[е] увлечени[я], которые миновали»[848].

Общий в воздухе дух к террору, уже не раз явленному в России, нарастающая привычка молодых людей иметь «в запасе» оружие, да при доступности оружия, особенно через контрабанду, – не могли у революционной молодёжи черты оседлости не родить мысли: создавать свои боевые отряды.