Я просидел за пультом еще около часа, проверяя корабельные системы, потом открыл связь с шипом, чтобы продолжить его исследования. Но он откликнулся какими-то порнографическими воспоминаниями, и я, тут же отключившись, покинул рубку. Вначале я заглянул в лабораторию, но Сепии там не оказалось, так что я пошел в свою каюту. В этот момент соседняя дверь открылась, и Сепия вышла наружу. Не знаю, принесла ли она то, что было на ней надето, в своей сумке или воспользовалась фабрикой. А было на ней вездесущее маленькое черное платье, неизменно переживавшее век за веком, устойчивое к любым причудам моды. Без бретелек, с глубоким декольте, оно доходило до бедер и облегало ее, точно краска. Волосы ее больше не выглядели сальными, и, когда женщина шагнула ко мне, переступив ногами в полусапожках из змеиной кожи, показалось даже, что локоны извивались сами собой, точно у Медузы.
– Так лучше? – спросила она, застыв, чтобы я мог ее рассмотреть.
– Трудно улучшить совершенство, – ответил я.
Она сунула два пальца в рот, сделав вид, что ее тошнит. Я коснулся сенсора у дверей моей каюты, открывая ее, потом протянул руку женщине. Сепия приблизилась, вложила свою ладонь в мою, и я увлек ее в комнату.
– Наряд прекрасен, но продержится он на тебе недолго, – сказал я, повернувшись к ней, и на этот раз уловил аромат каких-то мускусных духов.
– О, я знаю.
Всё еще сжимая мою руку, она притянула ее к себе – прямо под платье. Мои пальцы скользнули между ее ног, огладили внутреннюю сторону бедра. Под платьем у нее ничего не было, и, в отличие от Шил, Сепия сохранила лобковые волосы. Мой указательный палец погрузился во влажное тепло и медленно задвигался вперед и назад; большой палец меж тем надавил на клитор. Сепия, досадливо фыркнув, подтолкнула меня к кровати. Но я, удержавшись, продолжил ласкать ее, и тогда кошечка, дотянувшись до подола платья, сняла его через голову – и снова толкнула меня в грудь.
Ладно, решил я, если настаиваешь…
Убрав руку, я позволил ей уронить себя на кровать – и откинулся назад. Женщина оседлала меня, не прекращая сражаться с моей одеждой. Действовала она быстро и умело – как-никак, по моим прикидкам, ей было лет сто восемьдесят. Наконец, добившись своего, она опустилась, глубоко вздохнула – и плавно задвигалась. Переплетя пальцы с моими, кошечка приподняла мою руку и бросила короткий взгляд на манжетон.
– Сделай помедленнее, – велела она.
Я кое-что перенастроил через форс, и тут же стремление кончить отступило, съежилось в набухший в паху свинцовый шар. Я высвободил руки и стиснул ее груди. Больше всего мне хотелось укусить их, но я не мог дотянуться. Нет, нам действительно следовало узнать друг друга получше. Только сейчас я сообразил посмотреть на ее запястье. Манжетон Сепия не носила. Интересно, что это означало? Высокую степень самоконтроля, пока недостижимую для меня? Подавшись вперед, они приблизила соски к моим губам, но ненадолго – миг, другой, и она, вытянув ноги, легла на меня. Потом просунула руку под мои ягодицы и скользнула вбок, увлекая меня за собой, так что теперь я оказался сверху – и равномерно задвигался, проникая глубоко-глубоко, то извлекая член, то погружая его на всю длину. Длилось это недолго: она кончила с хриплым стоном, прикусив дрожавшие губы.
Ну, самоконтроль, выходит, был не так уж силен.
Я собирался снова перенастроить манжетон, когда женщина сказала:
– Не торопись, мы только начали.
– Как прикажешь, – откликнулся я.
Я приподнял ее ноги, согнул их в коленях, опустился чуть ниже и втиснулся в ее анус, снова услышав глухой стон и почувствовав, как в зад впились острые коготки.
Несколько часов спустя, лежа в кровати весь исцарапанный, я решил, что функции манжетона еще нуждаются в дальнейшем изучении и, кроме того, стоит проверить запасы лекарственных препаратов – просто на всякий случай. Одновременно я пытался убедить себя в том, что в следующий раз мы, наверное, будем чуть поспокойнее.
Блайт
Если бы даже грохот опустившихся взрывозащитных дверей не предупредил Блайта о том, что на борту корабля что-то не так, это бы точно сделала стрельба. Однако, пока не пронеслись ракеты, видно ничего не было. Заметив краем глаза промельк снарядов, капитан подошел к панорамному окну – возможно, удастся засечь их цель. И когда ракеты, включив рулевые движки, сделали петлю, возвращаясь к кораблю, Блайт понял, что всё совсем плохо. Один из снарядов вошел, должно быть, через какой-то порт, поскольку взрыв, последовавший долей секунды позже, совершенно не походил на удар об обшивку. Похоже, ракета взорвалась внутри, и удар был направленным, сфокусированным трубой, например.
Корабль еще трясся от первого взрыва, когда где-то вне поля зрения грохнул второй.
– Какого черта происходит? – угнетенно спросила Грир, привалившись к окну; палуба под ее ногами качалась.
Блайт повернулся к ней, хотя понятия не имел, в чем дело, и мысли его путались. Он тряхнул головой, будто пытаясь избавиться от кошмарных обломков последнего допроса, гремевших в мозгу.
– Они нас бросили, – сказала Грир.
– Что?
Она вытянула руку, показывая.