Движущая сила

— Вы вовсе не должны ехать, если не хотите.

— Моя мама тоже не была должна.

— Льюис может быть опасен.

— Обещаю, — сказала она торжественно, — что буду слепа, как летучая мышь. — Она помолчала. — Вот только одно.

— Что именно?

— Я бы хотела, чтобы Патрик Винейблз знал, куда я еду.

— Он может запретить вам ехать?

— Думаю, что наоборот.

— Пусть только он ничего не делает, — сказал я с беспокойством, — а то он может их вспугнуть. — Интуитивно я был против, чтобы жокейский клуб знал слишком много и слишком рано, хотя, вполне вероятно, в этом рискованном предприятии будет неплохо, если Винейблз узнает все заранее.

— Не хочу, чтобы меня судили, — сказала она слегка игриво, — за то, что я перепортила половину лучших лошадей Пиксхилла перед скачками.

— Не будут. Я... — Я замолчал, потому что мне вдруг все стало настолько ясно, что дыхание перехватило. — Черт побери!

— Что такое?

— Гм. Ничего. Когда вы вернетесь в среду, вас встретят. Не волнуйтесь ни о чем, только не вспугните Льюиса.

Мы пообедали в гостинице. Сначала мы обсуждали детали будущей поездки, но потом стали говорить о жизни вообще. Мне нравилось быть с ней. Складывалось впечатление, что я готов изменить Моди, с иронией подумал я. Я спросил Нину, сколько лет ее старшему ребенку.

— Двадцать четыре. — Она улыбнулась. — Много моложе вас.

— Что, мой возраст так бросается в глаза?

— Вы далеко не мальчик, — сказала она.

— Ваши дети могут так подумать.

— Ваша сестра ведь старше своего профессора?

— Верно, — сказал я, слегка удивившись. — Откуда вы знаете?

— Азиз сказал.

— Азиз ?

— Ваша сестра рассказала ему. Он сказал мне. Мы, водители, много общаемся, знаете ли.

— И не надо строить из себя такую скромницу. Однако она продолжала улыбаться. Я же подумал о всех пустых спальнях на втором этаже гостиницы.

И о моем обете безбрачия длиной в год. Ощутил настойчивое желание с ним покончить... Похоже, она догадывалась, о чем я думаю. Она просто ждала. Я вздохнул.

— Не то чтобы мне очень хотелось, — сказал я, — но пора по домам.

Она согласилась без всякого энтузиазма. Я потер глаза.

— Когда все это кончится...

— Да, тогда посмотрим.

Мы вышли вместе к нашим разным машинам. На этот раз она приехала в «Мерседесе».

Я поцеловал ее в губы, не в щеку. Она отвела голову, глаза ее мягко светились. Я видел, что ей не было неприятно. Я бы мог так легко... так легко...

— Фредди... — Голос был мягким, ни к чему не обязывающим, оставляющим все на мое усмотрение.

— Мне надо... правда, мне пора, — с отчаянием сказал я. — Я хорошо подготовлю все к вашей поездке во Францию. Принесите утром необходимые вещи, а в конторе вас будет ждать специальная сумка для длительных поездок. В ней деньги, телефонные номера и кое-какие вещи, чтобы уберечься от воров. У Льюиса будет такая же. — Я замолчал. Мне хотелось говорить совсем о другом. Я снова поцеловал ее и почувствовал, как моя решимость тает.

— Займись всем этим с утра, — предложила она.

— О Господи!

— Фредди...

— Я завтра тебе скажу, почему я должен ехать. Я поцеловал ее еще раз, по-настоящему, потом повернулся и пошел к «Фортраку», чувствуя себя полным дураком из-за того, что зашел довольно далеко и вдруг пошел на попятный. Она же, казалось, не обратила на мое поведение особого внимания. Садясь в свою красную машину, она улыбнулась мне, и я не увидел в ее улыбке обиды отвергнутой женщины.

— До встречи, — сказала она через открытое окно и включила зажигание.

— Спокойной ночи.

Помахав мне рукой, она уехала, как всегда полностью владея собой. Я проследил за удаляющимися габаритными огнями ее машины и постарался утихомирить свой пульс. Чертовски сильны все же эти природные инстинкты. А я-то думал, что буря давно утихла, а на деле оказалось, что вулкан просто задремал на время.

Восемь с половиной лет. Имеет это значение? Я не знал, и, как я видел, она не знала тоже. Я ей нравился, в этом я не сомневался. И еще она была застенчива, не хотела, чтобы я думал, что она навязывается. Она давала мне возможность разобраться, что это, минутное увлечение или что-то более серьезное.

Я пригнал «Фортрак» к дому, решив пока ничего не делать, и переоделся, выбрав все самое темное из имеющейся одежды и мягкие черные туфли. Затем, дождавшись, пока мои глаза привыкнут к темноте, я осторожно двинулся на ферму, стараясь держаться в тени, открыл замок на калитке, вошел и снова запер за собой калитку.

Шел уже первый час ночи. Небо было ясным, холодным и звездным. Все эти далекие солнца, подумал я, такие же таинственные и недостижимые, как Ehrlichia risticii.

Все фургоны были на месте и слегка поблескивали, отражая свет ночной лампы над дверью столовой. Спокойная воскресная ночь, тишь и гладь после дневной суеты. Никакой смертельной опасности я на этот раз не подвергался.