Двое

И озаряй собою высь,

В твоих лучах струится сила,

Что вдохновляет нашу жизнь.

Блистай июлем, хлебом нежно,

И заполняй собою степь.

Так драматично и безгрешно,

Как птиц на юг, летящих, цепь.

Осматривая дали между

Холмов, где правит суховей,

Сниму всю лишнюю одежду

И грусть пошлю долой взашей.

О, позолоченное чудо:

Пожухлая сполна трава,

Не осенью ей стало худо,

Измором взяла всё жара.

Я верю искренне, что вскоре,

Не по причине лишь дождей,

Всё исцелит согласно Торе,

Пролившийся на степь елей.

Затушит зной, пригонит стужу,

И я промерзну до костей.

Сложу, возможно, строфы мужу,

На камне посреди полей.

Однако, ностальгии внемля,

Строптивый стих мой сложен так:

Люблю родную степь и земли,

Что утопают во степях.

В МЕЧТАХ ОБ ОБЛАКАХ

Мой дух в мечтах об облаках,

Не у Ишима обитает.

Я обожаю в городах

Блеск окон, в коих небо тает,

И пух, что кроет тротуар

Небесной белоснежной ватой,

Не тополей репертуар,

Природою своей богатый,

А влажный утренний туман,

Клубящийся всем покалено,

В котором горожанин пьян,

Переставляя ноги ленно.

Осознаю земную твердь,

Иду насильно, заплетаюсь.

Не стопорюсь — мне в помощь жердь,

Но постепенно рассыпаюсь.

Играя гривою в луну,

Свободу лошадь отмечает,

А я в сторонке спину гну —

Не воля это! Отвечаю!

В надежде кутаясь в снегах,

Шагаю к морю — путь далёкий,

Мой дух в мечтах об облаках,

Ко дну морскому тянет ноги.

СВЕТ В ОКНАХ

Часы показывали восемь,

И в меланхолии тупой

Из парка выползала осень

Дождём и снежною крупой.

Желток от лампы лился в морось,

И он подумал, закурив:

“Как часто люди слепнут ссорясь,

Как слепнут в дождик фонари”.

А он стоял насквозь промокнув

И скулы в горечи свело,

Вокруг него светились окна,

За ними было так тепло!

Не чувствуя совсем мороза,

Готов стоять был целый век,

Припав щекой к стволу берёзы,

Мешая слёзы, дождь и снег.

И толи нервы, толи холод

Его опять вгоняли в дрожь,

И грохотали, словно молот,

Слова: “Когда же ты придёшь?”

Потом не стало в окнах света,

И отлетели звуки прочь.

Ему казалось, вся планета –

Сплошные холод, снег и дождь.

Она пришла в рассветной бели

И вдруг увидела штрихи –

На белом саване горели

Его последние стихи:

Ты вспоминай меня без боли,

В минуту трудную зови,

Когда захочешь лучшей доли,

Когда замёрзнешь без любви.

И если я хоть что-то значу

В твоей безрадостной судьбе,

Ты вспоминай, и я заплачу

Дождём и снегом о тебе.

СТЕПНАЯ ГОСТЬЯ

Угасает закатное пламя,

Спят беспечно берёза и тополь.

Не тревожит меня бычье знамя.

Заграница — как-будто некрополь.

Всё стабильно в отсутствии трендов.

На востоке дела утончённы:

Нет ни акций, нет ни дивидендов.

Лишь одною судьбою сплочённы.

Как песчинки в часах замирали,

Так и жизнь во степях стопорилась.

Здесь блюдут честь семьи и морали

Благодать по углам притаилась.

Бешпармаком, казы и шубатом,

Угощаюсь за праздным застольем.

Пополняя казну медным златом,

Всей душой наслаждаюсь раздольем.

Фейерверками полнится небо,

Ослепляя ночами и днями.

Как поэзией, вскормлена хлебом

Вся земля во степи под ветрами.

МОЯ ДОРОГА

Ведут дороги на рассвет

Иль на закат, иль вовсе мимо,

Но только в мире лучше нет

Той, по которой шёл с любимой.

Не оглянусь, не посмотрю,

Не стану взвешивать всё строго.

Я поведу тебя в зарю!

Твоя любовь — моя дорога!

В ПОЛЕ С КОНЁМ

По раздолью, зелёному полю,

На закат, где краснеет зарница.

Уходили с конём мы на волю.

Ледянющей водицы напиться.

Перепёлка крылом бьёт и стонет,

Намочив оперенье рябое

И не держит ничто нас, не гонит

И уходим мы в поле ночное.

Я друзей перестану треножить,

Воля вольному, верность за нами.

Но уйти от костра — грусть помножить,

Карьим глазом скосившись на пламя.

А на утро по полю седому

Гриву ветер взобьёт до полнеба.

И помчимся с конём мы до дому,

Где я соли ему дам и хлеба.

Там, у стремени срубленной бани,

Не возьмёт больше лошадь краюху.

Очевидно, я ночью по пьяни,

Саданул коня вилами в брюхо.

В ОБРАМЛЕНЬИ ПОНИКНУВШИХ ИВ

Я таких не видала красавцев

На яву, только в снах кружевных

В окруженьи бесчисленных агнцев,

У подножья дубрав вековых.

Ты — душа моя грешная в муках

Я во веки в тебя влюблена,

Я зарницей в твоих акведуках

Полощусь от утра до поздна.

Тараторишь, а мне интересна

Смысловая нагрузка в стихах,

Коих пишешь ты пачками лестно,

Позабыв обо мне впопыхах.

Далека-ли обитель до рая? —

Как твой дом, у безбрежных морей?

Журавлей улетела-ли стая?

Всё работаешь, как муравей?

Понимаю, теперь, от чего-же

Загрустил опечаленный кот,

Что у ног моих чуточку строже,

Чем когда ему чешешь живот.

Мы не станем знакомиться ближе,

Больно нравом ты стал шаловлив.

Лик красив твой, но тело бесстыже,

В обрамленьи поникнувших ив.

ДУША, НАИВНАЯ, МОЛЧИ

Душа, наивная, молчи.

Народ, обманутый мечтою,

На долю грешных не ропщи.

Позволь омыться тишиною!

Во тьме кромешной слышен вой —

Закрою ставни я на окнах.

Накроюсь пледом с головой,

В мечтах о шелковых волокнах.

Кто под замком — тот защищен.

Иные сами виноваты!

Молюсь… В мечтах мой дух прощен,

Но сердце в стружке стекловаты.

Мне спится крепче без охран.

Мечта, затми собою совесть!

Пусть сотрясает ураган,

Душа, молчи, ваяя повесть.

СМУРНОМУ ИЗДАТЕЛЮ

Смурной издатель, в данной книге